Я сопротивлялся не власти, а только крайностям ее употребления. Я не мог поверить, что в замысел Бога входило, что люди должны осуществлять такой всепоглощающий контроль над жизнью братьев, членов христианской организации. Я полагал, что Христос дает человеку власть в собрании только с тем, чтобы служить, а не подавлять[176].
Точно так же я не был против «организации» в смысле упорядоченного устройства, так как мне казалось, что само христианское собрание должно быть устроено именно так[177]. Но я считал, что, каким бы ни было это устройство, его предназначение и функции, само его существование должно быть помощью братьям; оно обязано было служить их интересам, а не наоборот: помогать людям расти, чтобы они не оставались в духовном младенчестве и не зависели от установленной или любой другой системы, а учились действовать, как взрослые зрелые христиане. Следовало не просто учить их подчиняться организационному порядку и правилам, но помогать им стать людьми, «у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла»[178]. Каким бы ни было это устройство, оно должно было развивать подлинное чувство братства, свободу речи и взаимное доверие, присущие истинному братству. Оно не должно были быть обществом, где немногие правят, а многие подчиняются. Наконец, каким бы ни было это устройство, руководство им необходимо было осуществлять путем личного примера, твердого следования Слову Бога, учить словам Господа так, как учил он сам, не пытаясь «приспособить» их к интересам организации, созданной людьми, не стараясь показать людям свою власть, как поступают великие мира сего[179]. В результате следовало прославлять Христа Иисуса, Главу, а не земную структуру власти и ее служителей. Мне казалось, что роль Иисуса Христа как настоящего Главы оказалась в тени, его буквально затмили авторитарное поведение организации и ее постоянные комплименты в собственный адрес.
Далее, я не отрицал ценности и необходимости учения, но не мог принять того, что толкования организации, основанные на изменяющихся человеческих рассуждениях, могли приравниваться по важности к самим утверждениям из неизменного Слова Бога. Меня всегда очень огорчала колоссальная значимость, придаваемая традиционным взглядам, то, как свободно толковали и искажали Слово Божье, чтобы подогнать его под эти взгляды, а также несостоятельность и двойные стандарты, возникавшие в результате этого. Неприемлемым мне казалось не учение, а догматизм.
Во время служения в Руководящем совете я старался выражать те убеждения, которых придерживался. С самого начала я обнаружил, что это вызывало затруднения, враждебность. Завершились все отвержением и исключением.