Это похоже на то, как человеку угрожают тюрьмой, если он не будет помогать расследованию и отвечать на вопросы относительно определенных людей. Когда же этот человек спрашивает, за что его могут посадить в тюрьму, ему отвечают — за соучастие в ограблении банка. Он спрашивает: «Какого банка? Кто грабил»? — а ему отвечают: «Ну, мы еще не знаем, какой банк и кто ограбил, но уверены, что ограбление где — то произошло; и если вы не будете отвечать на наши вопросы, мы обвиним в соучастии вас и посадим в тюрьму».
Нестор объяснил, что занимался в Школе Галаад; Эд Данлэп был одним из его инструкторов, так что он знал его с того времени. Меня же он знал с той поры, когда я был миссионером и надзирателем филиала в Пуэрто — Рико. Он признал, что общался с нами обоими, но во всех разговорах не содержалось ничего дурного или греховного, и они были его личным делом.
Судебный механизм организации работал стремительно и в полную силу, когда 22 апреля Альберт Шредер позвонил в ответ на мою просьбу. Будучи председателем Руководящего совета, он лучше кого — либо был осведомлен обо всем происходящем, поскольку все комиссии по расследованию находились под руководством Председательского комитета.
За неделю до нашего телефонного разговора ему было известно, что его комитет предоставил для прослушивания Руководящему совету упомянутую двухчасовую запись.
Он знал, что все комиссии по расследованию были «подготовлены», прослушав отрывки этой записи; что в то время, когда он говорил со мной, эти комиссии упоминали в своих расспросах Эда Данлэпа и меня.
Он был в курсе того, что на этих слушаниях звучало исключительно серьезное обвинение в «отступничестве». Он должен был осознавать, как сильно это повлияет на нас двоих, с кем он был знаком не один десяток лет, кого называл своими «братьями».
Что же он сказал мне во время телефонного разговора? Судите сами.
После краткого обмена приветствиями я спросил: «Берт, что происходит в писательском отделе»?
Он ответил так:
Ну… Руководящий совет решил, что неплохо было бы провести в отделе расследование, посмотреть, как улучшить там координацию, сотрудничество и продуктивность… и… посмотреть, нет ли у братьев сомнений по каким — нибудь вопросам.
Последнее предложение о тех, у кого есть сомнения, прозвучало практически мимоходом, как будто являлось не очень важным. У него была явная возможность сообщить мне факты о происходившем. Он предпочел этого не делать.
Тогда я спросил, почему понадобилось такое крупномасштабное расследование. Он мог еще раз мне все честно объяснить, но он сказал: