Посмотрите на Ангуло, он их защищает. Ты говорил об этих вещах с Ангуло. Посмотри теперь, как он о них говорит. Его могут лишить общения, а ты не говоришь ничего определенного.
На втором слушании перед апелляционной комиссией, как уже говорилось, попытки Рене сдержаться были названы «ерундой». Мягкость, умеренность, готовность уступить, если уступка возможна, — все эти качества не являются убедительными свидетельствами для того, чтобы лишить человека общения как «отступника». Тем не менее, именно эти качества присущи характеру Рене Васкеса; знающие его подтвердят, что это так.
Через два года после того, как Рене был лишен общения, я говорил с ним обо всем этом и спросил, как он относился к тому, что беседовал с людьми о Писании, и его мыслях по этому поводу; что бы он сказал, если бы кто — нибудь выдвинул вот такой аргумент: человек, работающий в деловой организации, должен поддерживать все ее решения и взгляды до тех пор, пока он в ней состоит; если он этого делать не может, то обязан немедленно уйти, никому ничего не объясняя. Он ответил:
Но это деловая организация, а я на дело смотрел не так. Мне казалось, что речь идет о высших взаимоотношениях — об отношениях с Богом. Я знаю, как чувствовал себя тогда, что было у меня в сердце, и никто не может разубедить меня в этом. Если бы я участвовал в каком — то заговоре, какой смысл было бы сейчас отрицать это? Я молился, чтобы меня не лишили общения. Другие тоже молились. Но это случилось.
Если бы я хотел тогда остаться в организации только для того, чтобы обращать в свою веру, сейчас я вел бы себя воинственно. Где же та «секта», на которую я работал? Где результаты, доказывающие, что я занимался именно этим? До сих пор, даже если люди подходили ко мне раньше, чтобы поговорить, я предпочитаю просить их звонить мне, нежели устанавливать контакт самому.
Если бы мне пришлось пройти через это опять с самого начала, я столкнулся бы с той же дилеммой. Мне кажется, что вещи, которые я узнал из Писания, принесли много добра; большим благословением было наконец — то все прояснить, это приблизило меня к Богу.
Если бы у меня был «план», я мог бы заранее определить свои действия. Но все мои поступки были просто человеческими, я действовал в соответствии с людской реакцией. Человеческое во мне превозмогло страх перед организацией. Я не собирался выходить из среды Свидетелей, Я просто радовался тому, что читал в Библии, и никоим образом не хотел быть догматичным.
У меня есть вопрос: после 30 лет работы Свидетеля во мне жили чувства милосердия и сочувствия — почему этих чувств не было у них? Почему по молчаливому согласию задавались такие вопросы? Слушания проводились как будто бы для того, чтобы собрать сведения, доказывающие виновность, а не для того, чтобы помочь «заблуждающемуся» брату.