— Пятнадцать миль, — сказал он. — Может, только двенадцать. Но это не важно, Оуэн. Мы их обскачем. Главный вопрос в том, сумеем мы поймать мистера Грея или нет. Эх, немного бы удачи. Хоть чуточку. Или помощи.
— А если мы сцапаем его, Генри? По-прежнему будем героями?
Генри устало усмехнулся:
— Думаю, придется попробовать.
1
Мистер Грей гнал «субару» по Ист-стрит, грязной, топкой, неровной, усеянной кочками и выбоинами, а теперь и покрытой трехдюймовым слоем только что выпавшего снега. Беда ждала через три мили и явилась в облике засорившегося кульверта[78]. «Субару» честно боролся со всеми трудностям, пробиваясь к Гудно-Дайк, и с честью вышел из схватки, если не считать оторванного глушителя и потерянной выхлопной трубы, но последней подлости судьбы не вынес: он влетел носом в трещину и сел на кульверт. Мотор, оставшийся без глушителя, обиженно ревел. Тело Джоунси швырнуло вперед, ремень врезался в диафрагму. Беспомощно согнувшись, он задохнулся и изверг потоки блевотины прямо на приборную доску: ничего твердого, только вожжи слюны с желчью. На мгновение мир померк, хрип двигателя отдалился. Мистер Грей бешено сопротивлялся, боясь, что потеряет сознание, и Джоунси снова сумеет взять власть.
Пес тявкнул. Глаза по-прежнему были закрыты, но задние ноги конвульсивно дергались, а уши подрагивали. Живот раздулся до невероятных размеров, по шерсти пробегала рябь. Его срок приближался.
Понемногу цвета и реальность стали вновь возвращаться. Мистер Грей несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь побудить к действиям свое больное и несчастное тело. Сколько еще добираться до водохранилища? Вряд ли долго, но если машина действительно застряла, придется идти… а собака не двинется с места. Кроме того, Лэд должен спать, а сейчас он опасно близок к тому, чтобы пробудиться вновь.
Мистер Грей мысленно погладил сонные центры примитивного мозга, одновременно вытирая свой слюнявый рот. Частью разума он сознавал, что Джоунси, запертый и ослепленный Джоунси, ждет своего часа, чтобы напасть на него и разрушить все, ради чего мистер Грей так трудился, но, как ни поразительно, другой частью жаждал утолить голод беконом, той самой пищей, что отравила весь его организм. Организм Джоунси.
Спи, дружок, успокаивал он собаку. И байрума тоже. Оба слушались. Лэд умолк. Лапы перестали дергаться. Волны, прокатывающиеся по животу, помаленьку утихали… утихали… замерли. Тишь да гладь долго не продлятся, но хотя бы пока все успокоилось. Хотя бы пока.
Сдавайся, Дороти.
— Заткнись! — рявкнул мистер Грей. — Поцелуй меня в задницу!