— Эй, Генри! — окликнул Пит, чуть задыхаясь, но это уже не имело значения: до хижины было рукой подать. Да и Пит старался беречь ногу и семенил, почти не сгибая колена.
— Что?
— Последнее время я часто вспоминаю Даддитса… и… ну, не странно ли?
— Нет костяшек, — не задумываясь, сказал Генри.
— Точно, — нервно подхватил Пит. — «Нет костяшек, нет игры». Не думаешь, что это странно?
— Если это так, — ответил Генри, — мы оба не в себе.
— Ты это о чем?
— Я сам часто думаю о Даддитсе. С прошлого марта. Мы с Джоунси собирались поехать к нему…
— Правда?
— Да. Но Джоунси как раз сбила машина.
— Спятивший старый мудак! Как только ему разрешили сесть за руль! — взорвался Пит. — Джоунси чудом остался в живых!
— Именно чудом, — кивнул Генри. — Остановка сердца в машине «скорой». Едва спасли.
Пит замер с открытым ртом.
— Нет, правда? Так паршиво? Так близко?
Генри только сейчас понял, что проболтался.
— Да, только держи язык за зубами. Карла мне сказала, но Джоунси, похоже, не знает. А я так… — Он неопределенно махнул рукой, но Пит понимающе кивнул. «А я так ничего и не почувствовал», — хотел сказать Генри.
— Не волнуйся, я нем как рыба, — заверил Пит.
— Да уж, постарайся.
— Так вы и не добрались до Дадса.
— Не пришлось, — покачал головой Генри. — За всеми этими треволнениями с Джоунси я совсем забыл. Тут и лето настало, знаешь, как одно цепляется за другое…
Пит сочувственно вздохнул.
— Но поверишь, я тоже думал о нем, совсем недавно. У Госслина.
— Малыш в цветастой рубашонке? — спросил Пит. Каждое слово вырывалось изо рта облачками пара.
Генри кивнул. «Малышу» вполне могло быть лет двадцать — двадцать пять. Трудно сказать, когда речь идет о даунах. Рыжеволосый, семенивший по центральному проходу маленького темного магазинчика, рядом с мужчиной, похоже, отцом: та же охотничья куртка в черно-зеленую клетку и, что важнее всего, с такими же морковными волосами, только поредевшими настолько, что местами проглядывал голый череп. И взгляд предостерегающий, ясно говоривший: «Попробуйте словом обмолвиться насчет моего парня, худо придется».
И, разумеется, никто из них слова не сказал, в конце концов они отмахали двадцать миль от «Дыры в стене», чтобы запастись пивом, хлебом и хот-догами, а не нарываться на неприятности. Кроме того, они когда-то знали Даддитса… собственно говоря, почему знали… знают и сейчас, посылают подарки на Рождество, открытки на дни рождения Даддитса, который когда-то, по-своему, на свой особый, своеобразный манер, был одним их них. Правда, Генри вряд ли мог признаться Питу, что думает о Дадсе в самые неподходящие моменты. Моменты? Да нет, с тех пор, как шестнадцать месяцев назад понял, что хочет покончить с собой, и все, что он делает и говорит, стало либо способом оттянуть неизбежное, либо подготовкой к грядущему событию. Иногда он даже видел во сне Бива, твердившего: «Дай я это улажу, старик…», и Даддитса, с любопытством повторявшего: «Сто увадис?»