Впрочем, объяснения не требовались. Павел не прошел стандартной для всех военных процедуры биоактивации, и вот теперь пришло время.
Он шагал, стараясь думать о чем-нибудь приятном. Например, о том, что сегодня вечером увидит своих, поговорит с мамой, с Натой, пригласит Тину в кафе… Но в голову лезли разные жуткие истории о безымянных жертвах биоактивации: один человек, если верить неоднократно слышанным рассказам, переварил сам себя; другой постарел за считаные часы, третий просто сошел с ума и расковырял себе голову, пытаясь вытащить из черепа воображаемых червей.
Глупости, конечно. Пустые разговоры. Страшные сказки.
Но вдруг?..
Он ускорялся, словно хотел убежать от неприятных мыслей. Цокот подкованных ботинок делался громче, тревожа нездоровую больничную тишину, пробуждая эхо, и Павел, втягивая голову в плечи, вновь сдерживал шаг, старался ступать мягче, осторожнее.
А коридор все тянулся. Новые таблички появились на однообразных дверях: “Ординаторская”, “Операционная”, “Лаборатория”, “Смотровой кабинет”.
Павлу была нужна процедурная.
На какую-то секунду ему вдруг почудилось, что в этом холодном стерильном коридоре, кроме него, ничего нет — даже воздуха. Даже времени.
Одна пустота.
Он кашлянул, почти уверенный, что не услышит ни звука. И услыхал нечто совершенно неожиданное:
— Голованов?
Вздрогнув, Павел остановился.
— …ванов? — прокатилось вперед эхо. Он обернулся.
В приоткрытой двери — и как он прошел мимо ее? — стоял пожилой человек в белом халате, вопрошающе смотрел на Павла.
— Да, это я.
— А я слышу — вы торопитесь мимо. — Доктор подергал себя за седой клинышек бородки. — Процедурная здесь, заходите.
— Сам не знаю, как пролетел, — смутился Павел. — Тихо тут у вас, пустынно.
— Да, я всех распустил. Работаем в первую половину дня, ведем прием. Но что-то никто к нам не торопится. Так что персоналу сейчас делать нечего, пациентов совсем нет, палаты пустуют. Один лежал со сломанной рукой, но вчера его в отпуск отправили. Да еще один был недавно. В коме, — доктор вздохнул. — Но мы ничем помочь не могли. Умер.
— Ниецки?
— Да. Так его и звали, я хорошо помню. Чех или поляк. Или венгр. Вот это уже не помню. А вы были знакомы?
— Нет. Но я видел, как его убили.
— И как это было? — Казалось, врач задал этот вопрос из вежливости.
— Его избивали на ринге.
— Конечно, — припомнил старичок. — Я слышал об этом, но мне такие вещи не интересны. Плохо, очень плохо, что так получилось. Но было уже поздно. Внутричерепная гематома, смещение позвонков шейного отдела, ушиб… — Доктор осекся, поняв, что заболтался, махнул рукой. — А что с его противником по рингу?