— Ты как, в порядке? Не сильно обжег? Что ж ты, сам не мог, твою мать! Я тебе ору: «Закройся!», а ты, как козел за морковкой, прешься!
— Теперь-то не ори, а? Не слышал я тебя. А закрутил бы раньше, не нашел бы, куда идти. Я сейчас почти ничего не чую, только запах, а ты?
Владимир остывал, как раскаленное железо на воздухе — медленно, постепенно теряя красный оттенок на щеках.
— Эту вонь не почуять трудно. Какое дерьмо здесь палили?! Ладно, сейчас дойдем, увидим. За спиной держись. Еще раз забудешь про защиту или не будешь приказы исполнять — в лоб бить буду, без разговоров, раз по-другому не доходит. Свободный ты или какой, но если тебя в овраге кинуло, надо дальше не клювом щелкать, а чего другого ждать, понял?! Достался салабон на нашу голову… Как тебе на Юге ноги не повыдергивало? Подставишь остальных — сам займусь!
И возразить нечего, и сил возражать не осталось. За полчаса — где там, минут за двадцать — дважды так по-глупому влипнуть. Это тебе не «барабашек» из сараев гонять. И не «серых волков» по горам — те хоть не мешают нормально соображать. Вернемся, попрошусь на повторное обучение или на дополнительные тренировки, или что у них там бывает. Всё. Пришли.
До грозы здесь была не слишком широкая поляна. Теперь проплешина в лесу заметно увеличилась за счет ближайших дубков. Под ботинками поскрипывал пепел, повсюду валялись обугленные сучья. От самих деревьев осталось немного — черные коряги с белеющими трещинами, пни… Чуть подальше стояли просто обожженные деревца. Несколько из них задели чудовищные «искры», но надежда на выздоровление была.
Чудовищный ожог на теле леса. Немой крик боли пробивался даже сквозь защиту — всё вокруг было поражено не столько огнем, сколько ужасом. Только кольцо гари мертво молчало — не осталось ни одной травинки, в которой можно было бы почувствовать жизнь. Людям всегда становится не по себе, когда они попадают на подобные пожарища. Древним приходилось гораздо хуже — впервые Александр почувствовал это родство с природой на себе.
До этого подобное ему довелось испытать только однажды…
* * *
«Вертушки» проскочили между лесистыми холмами и пошли над долиной. Рокочущий вихрь от винтов врывался в открытые иллюминаторы и дверь, резал глаза, мешал всматриваться в проносящиеся мимо ложбины и заросли. Вряд ли кто-то рискнет обстрелять пару, ощетинившуюся стволами, но и идиотов с автоматами бегает по этим горам слишком много.
Собственно, вылет этот был уже не их работой. Вообще их дела в этой республике (а теперь — суверенном государстве) закончились еще несколько месяцев назад, когда несколько президентов договорились избавиться от одного. О том, что десятки тысяч здоровых и вооруженных мужиков вдруг оказываются за несколько границ от дома, почему-то не вспомнили. Приходилось разбираться самим. Не пришло пополнение, никто не хотел умирать за страну, которой уже не было, — «деды» разведроты собрались и решили не уезжать по домам, не бросать молодежь, пока всех не выведут с Юга. В ответ на требование новой власти перейти под ее трехцветные знамена над казармами поднялись красные флаги — государство умерло, но армия жила. И сражалась — чуть ли не через ночь бывшим «бородатым», а теперь «полосатым» (переименованным по налепленным где можно и нельзя «триколорным» нашивкам) приходилось доказывать, что оружие и технику со складов отдают только по приказу «сверху», поштучно и под расписку. Вчерашние боевики никак не могли понять, почему же нельзя просто вломиться и взять… и почему брошенные всеми солдаты и офицеры не бросают всё и не идут домой.