Тогда Батя тоже сделал уступку. Без просьб, просто в ответ. Для ее душевного спокойствия.
Не нападение.
Только поддержание мира.
Насколько Птиц понял, девица Вольф страстно мечтала пойти по стопам матушки и записаться в Джеймсон, но местра Вольф-старшая встала стеной. Марлен рассказывала это Северу, думая, что Димочка спит с открытыми глазами, но он не упускал ни слова из застольных бесед.
– Она не хотела, чтобы я общалась с нуктами, – жаловалась девица, – она говорила, что я стану на них похожа!
«Вот отчего у Севера не клеилось с нашими девками, – лениво думал Димочка. – Он туповатых любит». С его птичьей ветки ясней ясного виделось, что покойница не от драконов спасала дочку, тем более, что болтать с ними та все равно научилась отлично.
В Джеймсоне готовят профессиональных солдат. Таких, у кого тверда не только рука, но и мысли.
Спокойных.
Отбор есть отбор, и наверняка среди экстрим-операторш много слабых амортизаторов…
Таисия улыбалась.
Синий Птиц помнил, что в рукопашной ее любимый удар – пальцами в глаза. Скорость у хорошего энергетика такова, что мало кто из нормальных, пусть даже натренированных людей сумеет поставить блок. «Не настолько банально, как в пах, – рассуждала Чигракова. – И женственно!»
У выпускниц Первого корпуса оригинальные понятия о женственности.
А вторая тройняшка, Настя, сейчас летит сюда. Шеверинский сказал, что они встречали ее на Диком Порту, в клубе «Серебряный блюз». Димочка не вспомнил. Он вообще не помнил Дикого Порта. Север, услышав об этом, долго смотрел странным взглядом, но ничего не сказал. Анастис отработала роль визитной карточки местера Люнеманна, знаменитого пиратского короля, и теперь сопровождает Больших «Б».
А третья тройняшка, Ксеня, во временной спайке с Ручьем и Клестом на Древней Земле ворочает такие дела, что только держись. Об Аксенис меньше всего слышно, и появляется она редко. Последний раз Птиц ее видел, когда… да, именно.
…В Райском Саду.
– Мало быть сверхполноценником, – сказал он тогда. – Надо еще что-то из себя представлять.
Алентипална вздохнула.
Уютно пощелкивали спицы. Задумчиво, колыбельно журчал малыш-водопад, струйка воды с детское запястье. Падал в каменную чашу, украшенную резьбой. Бабушка сидела на каменной скамье возле чаши, на старом детском одеяльце, сложенном вчетверо. Вязала. Дима смотрел и не мог понять, то ли она просто вяжет, то ли поет так.
Это Алентипална начала звать их райскими птичками. А о себе говорила: «Я птица-страус. Как пну – мало не покажется». Видя ее, трудно поверить, что на самом деле это еще мягко сказано. Кто-кто, а Синий Птиц знал, какое счастье можно спеть человеку спроста, мимоходом, по случайному раздражению.