Чуть одаль, на мощеной белым камнем дорожке, стояла Ратна-Жемчуг – миниатюрная, прямая, строгая, в неизменном черном платье до пола, похожая на шахматную фигуру. Блестящие темные волосы обрамляли узкое лицо, как вороньи крылья. Талия Ратны даже для ее невысокого роста казалась несоразмерно тонкой, точно директриса была вовсе не человек, а лаэкно какая-нибудь.
Директриса считала, что между нею и куратором Райского Сада имело место некое соперничество, которое она, Данг-Сети, проиграла. Свой проигрыш Жемчуг при каждом удобном случае подчеркивала, отчего Бабушка, не разделявшая ее представлений, очень нервничала. Алентипална полагала, что своим положением обязана не себе, а тем мужчинам, за чьими спинами ей так спокойно. Она старалась быть с Данг как можно вежливей, и только злила ее этим.
– Кем ты хочешь быть? – спросила Бабушка.
– Не знаю. – Птиц смотрел, как течет вода: падает сверху, серебряными пузырьками тревожит темное зеркало чаши, успокаивается, уходит дальше по желобу.
В эту самую чашу крайне удобно макать чью-нибудь дурную голову. Но когда рядом Алентипална, все чародейство Райского Сада выбирается из щелей, где пряталось от малолетнего хулиганья. Давным-давно сели за проекты великие архитекторы, ландшафтные дизайнеры и художники, а молодая Бабушка украдкой спела им творческую удачу. Сложной и необыденной была цель – не украшение создать, не дворец, а место, где больной, психически нестабильный ребенок вырастет здоровым и веселым…
– Я смогу все, за что возьмусь, – сказал Васильев. – Но только потому, что я корректор. Забрать это – и я никто.
Бабушка слушала внимательно. Ратна стояла истуканом.
Директриса тоже корректор, но по виду не скажешь. Даже Кнопка не казалась настолько бесчувственной. Птиц хорошо знал, что кроется за таким дубовым спокойствием, но в принципе не умел жалеть кого-либо, кроме себя.
– Это как наркотик, – сказал он. – Я его ненавижу, но без него не могу.
«…я им дышу, и не знаю, как по-другому», – договорил он про себя. Алентипална все понимала без слов.
Стоило ему взять в руки реконструкторский лук, и на полном скаку он сбил пять из пяти. Как древний монгол.
И не могло быть иначе.
«Райский Сад», – подумал Птиц и хихикнул про себя.
…Слишком хорошо. Привыкаешь, что такой и должна быть жизнь. И думаешь, что в школе замечательно, но это только школа, дальше будет еще лучше, еще краше, еще чудесней! и танцуешь на празднике собственного изгнания из рая.
– Тебе тяжело заниматься оперативной работой? – уронила Бабушка сочувственно и печально; в узких глазах Ратны почудилось презрение.