Беспокойное наследство (Лукин, Ишимов) - страница 6

— Какое еще «дельце»? — грубо спросил Павлик. — Вы же знаете, что я сделал вам личное одолжение. Все выполнил. Очередь за вами. Вы обещали. Ведь я уже отпуск специально взял, чтоб не сразу спохватились. А вы… Я ни на что больше не подряжался.

— А разве я говорю подряжался? Отнюдь. Но ведь очень просят. Ну, Павлик, милый, сделай мне еще одно одолжение. Личное. Да за ерунду же разговор, честное благородное слово. Квитанцию тебе дам. Получишь чемоданчик. И отнесешь его одному человечку. Симпатичному такому человечку. А? Ну, родной? А то ведь у меня неприятности будут. Да ты, может, боишься? Ерунда, голуба моя. Чемоданчик возьмешь там же, где сдавал. В порту, в камере хранения. Сто двадцать процентов безопасности.

Пивторак отщелкал костяшками счетов.

— Даже если кто и запомнил, что ты в камере был, так даже лучше — пришел за вещами. Ей-богу. Полный резон. А отпуск — тоже хорошо, погуляешь, отдохнешь.

— Не хочу, — отрезал Павлик.

— Напрасно, милый, напрасно. Этак ты с шефом рассоришься, он человек с норовом — возьмет да и передумает. Скажет — нам капризули не надобны. Что делать будешь? В суд подашь? В народный, да? Послушай меня, я же люблю тебя как словно родного сына. — Пивторак наклонился к Павлику, насколько позволял его могучий живот, и перешел на шепот: — Поверь мне, не надо тебе с ним ссориться. Настоятельно не советую. От него и Госстрах не спасет. — Толстяк подмигнул, и на мгновение добродушная расплывчатость соскользнула с его физиономии, словно кожа разошлась, обнажив другое лицо, неожиданно жесткое, безжалостное, четкое. На одно мгновение… Потом кожа сомкнулась…

Павлик помолчал. Потом нехотя процедил:

— Но вы отправите меня искать отца?

— Он еще сомневается! — Пивторак с негодованием замахал руками. — Как ты можешь! Ведь знаешь, мое слово — закон! Считай, ты уже там. Передашь чемоданчик и… прости-прощай, немытая Россия, как писал знаменитый в свое время поэт Лермонтов. И все свои силы мы бросим на поиск. А силенки у нас, милый, есть в пороховницах, есть…

Павлик, не глядя на Пивторака, протянул руку:

— Давайте квитанцию…

…Все обошлось благополучно. Та же женщина в морском кителе и платочке с сонным равнодушием — сколько «мест» прошло за смену через ее руки! — выдала Павлику «чемоданчик» — того же размера, что его собственный, оставленный на хранение три с половиной часа назад. Он оттягивал руку, словно был набит чугунными гимнастическими гантелями. В четверть первого Павлик был уже дома, на улице Пастера…




ДОМ НА УЛИЦЕ ПАСТЕРА

Тысячу, а может, пять тысяч раз возвращался он в этот час домой. И все было как всегда — ничем, ну, совершенно ничем, кроме четкого стука его каблуков, не нарушаемая тишина, молчаливый строй платанов, доверчиво распахнутые окна спящих домов, соседская «Волга», забравшаяся правыми колесами на тротуар возле самого стенда с «Чорноморськой комуной»… Но все это он сегодня ощущал как-то иначе, чем всегда, потому что возвращался не со смены, не с вечеринки, не от приятеля. И не со свидания с Леной…