— Ей-богу?!
— Вот тебе и ей-богу! Наверняка он тебя по всей Одессе ищет, да разве тебя найдешь. Так что, старина, разгладь свои клеши да отправляйся. С корабля, как говорится, — Евген Макарович ткнул в баржу № 765, - да на бал. Каким гостем будешь!
Черемша сразу загорелся:
— Спасибо тебе, Евген. А ты?
— С чего это мне-то? Мы с Белецким знакомы, как говорится, шапочно-фуражечно. Как сказать, здрасте — до свиданья.
— Да ты что, Евген! — с воодушевлением воскликнул Евпатий. — Да он так тебе рад будет, Колька! Это ж рубаха-парень, наша, морская косточка! К тому ж ты — подпольщик, он партизан. Вам и покалякать-то будет занятно. Ходим вместе, — приказал Черемша и с достоинством добавил: — Я тебя представлю. Точка и ша.
— Ну, что ж, пожалуй, — вроде все еще сомневаясь, согласился Пивторак. — Только тогда уж условие: заглянем ко мне в лавку, возьмем пару бутылочек. Выберем такие, каких ты, наверное, и не нюхал. Из особого фонда… — Он подмигнул Черемше и прищелкнул пальцами.
Когда Евген Макарович, следуя на буксире у Черемши, прибыл к месту назначения — в квартиру Белецких, общество, собравшееся там, подчиняясь древним законам застольного развития, добралось уже до стадии относительной децентрализации. Возникли группы и группочки, хотя и связанные единством цели, но вполне автономные в тематике бесед и тостов.
Дорогой Пивторак несколько раз поддавался приступам неуверенности. «Может, все-таки неудобно? — приостановившись, с пристрастием допрашивал он шкипера. — Знаешь, незваный-то гость — он…» И всякий раз Евпатий Мефодьевич, отведавший кой-чего из заветного пивтораковского сейфа, страстно отвергал сомнения своего спутника, пуская в ход самый сильный свой (впрочем — и единственный) аргумент: «Да ты что? Да ты знаешь, кто такой Колька? Это ж морская душа! Чья школа — ты понимаешь? Черемши Евпатия Мефодьева сына школа! Кого Колька Белецкий обожает? Он Черемшу обожает. Кто Черемше друг — тот Кольке дороже родного отца!!»
Эти летучие дискуссионные митинги задержали приятелей. Потому они сильно припоздали.
Николай Николаевич и вправду обрадовался своему старому наставнику. Обнявшись, они троекратно расцеловались.
— Вот как оно, Коля, — тихо сказал Черемша. Хмель с него враз соскочил. Скрывая непрошенно застлавшую взор влагу, он скрутил цигарку и принялся ощупывать свои карманы в поисках спичек. Евген Макарович протянул ему зажигалку. Евпатий механически принял ее и спохватился:
— Коля, милый, привел я с собой старого дружка. Коренной наш, одессит. Так что не обессудь.
— Ну что вы, Евпатий Мефодьевич! — уважительно сказал Белецкий и повернулся к Пивтораку: — Милости просим.