Черемша значительно взглянул через плечо на Пивторака: ну, как, мол? Что я говорил?
Пивторак попытался протиснуться мимо Черемши вперед, чтобы пожать протянутую Николаем Николаевичем руку. Но это ему не удалось — архитектор спроектировал прихожую слишком узкой, для того чтобы в ней могли рядом поместиться такие крупногабаритные персоны, как директор и шкипер. Тогда Пивторак потянулся через низкорослого Евпатия Мефодьевича и с жаром потряс крупную кисть хозяина.
— Пивторак, Евген Макарович, — представился он, широко осклабившись. — Не слыхали, часом? А я вот про вас наслышан. От многих клиентов. Мы же с вами, в некотором роде, коллеги. Труженики моря, так сказать. Только вы, Николай Николаевич — не ошибся в имени-отчестве? — только вы, фигурально выражаясь, боец переднего края, а я, увы, тыловая крыса. Ха-ха-ха! — он добродушно рассмеялся, всей повадкой располагая к себе — жизнелюбец, простяга-мужик, душа нараспашку!
— Евген! — строго оборвал его Черемша, раскурив самокрутку. — Не имеешь никакого полного права самоуничтожаться. А когда ты в подполье ворочал, тоже, может, тыловой крысой был, а?
— Э-э, — махнул короткой рукой Пивторак, — то быльем поросло. Как указывалось, не живи старыми заслугами, в карете прошлого далеко не уедешь.
— Те дела, Евген Макарович, никогда быльем не порастут, — сказал Белецкий.
Николай Николаевич помог Черемше освободиться от бушлата. Пивторак не позволил хозяину снять с себя пальто, разделся сам, пыхтя, высвободил из карманов две большие бутылки, оклеенные пестрыми этикетками, и преподнес их Белецкому.
Черемшу приветствовали радостными кликами. Оглядев компанию, Пивторак увидел знакомые лица: капитан «Полковника Осипова» — высокий, грузный, с пышными бровями, молодой стивидор Шлейфер, несколько моряков. Парнишка, как две капли воды похожий на хозяйку (конечно, сын — как его? — ага, Антон), сидел между двух девиц. А правее в непринужденной позе, слегка откинувшись на спинку стула, поместился плечистый белокурый парень в пиджаке-блейзере. Твердый подбородок, разделенный ямочкой… Прямой, чуточку вздернутый нос… Четко очерченный сочный рот… Светлые глаза под темными бровями… Он. «Ишь ты какой, — подумал Евген Макарович. — Занятный паренек. Ну, что ж, побачим…»
Раскланиваясь со всеми, Пивторак прошел в дальний уголок стола и устроился на освобожденном кем-то месте.
Уже за полночь он невзначай передислоцировался поближе к Павлику, сказавши с отчаянной решимостью:
— Желаю с молодежью. С нашей, как сказать, будущей надеждой.
И до этого Евген Макарович веселился вовсю — острил, пел, даже подвигался под звуки какого-то сумасшедшего танца, и ребята давно обратили на него свое благосклонно-покровительственное внимание. А когда Пивторак подсел к ним — им и вовсе показалось вскоре, что они давно и запросто знакомы с этим остроумным и свойским толстяком…