— Мне это приятно, — сказал Рэмбо. — Помню, мать тоже называла меня так. Но это было давно, и я уже стал забывать.
— Я не утомила тебя, Джони?
— Нет, мне нравится, когда ты говоришь.
Ма прикоснулась пальцами ко лбу Рэмбо, погладила его брови.
— Что ты думаешь теперь делать? Попытаешься опять пробраться в лагерь?
— Я проберусь.
— Но как?
— Чтобы выжить на войне, не надо от нее бегать.
— Ты уже говорил мне об этом. Но война давно кончилась, Джони.
— Для меня и таких, как Смит, она продолжается. Разве не так?
— Наверное, — сказала Ма. — А когда ты спасешь их, опять уедешь в Америку?
— Да.
Ма помолчала, не решаясь спросить. И все-таки спросила:
— А ты не хочешь взять меня с собой, Джони?
— Я возьму тебя, Ма. Мне хорошо с тобой.
— Спасибо. Я не буду тебе в тягость, — Ма нагнулась и поцеловала Рэмбо в губы. — А теперь спи. Тебе надо отдохнуть.
— А ты?
— Я посижу. Мне не хочется спать.
Рэмбо уснул мгновенно. Ма слушала его ровное дыхание, смотрела на его лицо и ни о чем не думала. Ей было хорошо сейчас, и она не хотела загадывать, что будет, когда наступит утро. А Штаты были так далеко, что Ма и вообразить себе не могла ни этой дали, ни той жизни, которая могла бы быть ее жизнью. И если она спросила Рэмбо, возьмет ли он ее с собой, то только для того, чтобы услышать от него то, что могло бы считаться объяснением в любви. Это объяснение она услышала и теперь была счастлива.
Наступал рассвет. Нагретая за день река все еще отдавала свое влажное тепло и без того разморенным от сырости джунглям.
Рэмбо проснулся так же сразу, как и уснул. Он открыл глаза и нащупал руку Ма.
— Ты здесь, Ма?
— Здесь, Джони. Тебе что-нибудь приснилось?
— Нет, я не вижу снов — они мешают спать. Что там у меня со щекой?
— Сейчас посмотрим. Лежи.
Она сходила к реке, оторвала от платья еще лоскут, прополоскала его в воде и вернулась. Когда она очистила рану от травы и промыла ее, то осталась довольна.
— Я же говорила тебе, что все будет окей.
— Ты молодчина, Ма. А теперь пошарь в сумке, что там у тебя? Ма вытащила пачку галет, несколько целлофановых пакетов и две банки с соком. Это было все, что, наверное, приготовил Нго на завтрак себе и своему господину. Они поели, и Рэмбо засунул сумку с пустыми банками и мусором под плот.
— Спасибо тебе, Ма. Ты хорошая хозяйка, — Рэмбо поцеловал девушку, и она стала подниматься.
— Я люблю тебя, Джони, — сказала она, вздохнув, и поднялась во весь рост.
В этот момент и раздалась короткая автоматная очередь.
Едва ли Коротышка и сам знал, почему его сразу же потянуло именно сюда.
Вчера, когда он очнулся, то обнаружил: нет ни красивой девушки Ма, ни его автомата. Он даже не сразу понял, что произошло с ним. А когда память его окончательно прояснилась, вспомнил: офицер говорил им не только о двух пойманных бандитах, но и о девушке, которая успела скрыться. Неужели Ма и была той самой девушкой? Если это так, то Коротышка даже и представить себе не мог, какое наказание ждет его — о Дзанге ходили самые невероятные слухи. И тогда он решил уходить. Но он не рискнул идти в джунгли без оружия. Коротышка пришел в караулку, минуту-другую потолкался среди бодрствующей смены, незаметно взял из стойки автомат, прихватил ножницы, которыми резали при ремонте изгороди проволоку, и так же незаметно вышел. За складом он вырезал в ограждении «окно», бросил ножницы и кинулся бежать. В районе плотины, как он определил по звуку, раздалась автоматная очередь. Нет, это еще не погоня, еще рано. Где-то с него слетела фуражка, но он не стал искать ее — Коротышка торопился уйти как можно дальше. Он не помнил, сколько он бежал, время для него остановилось.