И Симон Пик, спокойный, полный мягкой иронии, в блестящих ботинках и шляпе немного набекрень. Первус де Ионг. гигант в синей рубахе, с сильными и нежными руками, на тыльной стороне покрытыми золотым пушком. И блестящие образы кумиров ее детства и юности – знаменитых актеров и актрис, кланявшихся и улыбавшихся с подмостков. И, как резкий контраст с ними, – фигура терпеливой, неутомимой Марты Пуль, стоящей, спрятав руки под фартук, около «мастерской» Ральфа, в уголке, у двери и глядящей на учительницу и сына, занятых чтением. И Ральф – живой, смуглый, милый Ральф, талант которого не разглядел никто. Он чаще других был ее собеседником здесь, у камина.
Да, Селина де Ионг редко бывала одна в длинные зимние вечера, когда мягко падал за окном снег.
Как-то Дирк и она сидели у огня в один холодный вечер апреля. Была суббота. Последнее время Дирк не всегда приезжал на ферму на субботу и воскресенье. Евгений и Паула Арнольд вернулись домой на пасхальные каникулы. Юлия приглашала Дирка на веселые вечеринки молодежи в доме на Прери-авеню. Две субботы подряд он провел там. После роскоши дома Прери-авеню его собственная спаленка казалась такой голой и бедной.
Селина любила расспрашивать его во всех подробностях о пребывании у Юлии и наслаждалась этими рассказами не менее, пожалуй, чем он.
– Что же подавали за обедом? – спрашивала она с любопытством ребенка. – Юлия говорила, что у них новый дворецкий. Хороша сервировка, а? Интересно, что говорит об этом Ог Гемпель!
– Салат из фруктов! О, я попробую приготовить его тебе на будущей неделе, когда ты приедешь домой. Я попрошу у Юлии рецепт.
Но он не собирался приезжать на будущей неделе. Один из молодых людей, с которыми он познакомился у Арнольдов, пригласил его к себе. Они живут в северной части озера, и у них своя лодка…
– О, это очень мило! – восклицает Селина после едва заметной паузы, паузы, в которой чувствовалось смятение. – Я постараюсь не волноваться, как старая курица, при мысли, что ты – на воде. Ну, продолжай, Дирк. Что же после обеда?..
Он не был словоохотлив. Настоящий потомок голландцев. Но в последнее время он оживился. «Паула…» повторялось снова и снова в его рассказах. «Паула… Паула…» – он не сознавал этого, но ухо матери уловило что-то новое.
– Я не видела ее с тех пор, как она была школьницей, – заметила Селина. – Ей должно быть теперь… постой, – да, она на год старше тебя. Ей двадцатый год пошел. Была такая черненькая, тоненькая девчурка. Жаль, что она не унаследовала прелестные золотистые волосы Юлии и яркий цвет ее лица. Евгений – тот весь в мать, а лучше бы дочка была такой: девушке красота нужнее!