II
А тем временем Андрей шел по улице, никого не видя, не понимая, куда он идет. Пробираясь среди прохожих, он инстинктивно сворачивал то вправо, то влево, а на перекрестках ноги сами находили безопасную дорогу среди трамваев, троллейбусов и мчащихся машин.
Он был так ошеломлен случившимся, что от его обычного спокойствия, от умения владеть собой и контролировать свои нервы не осталось и следа.
Бывало, в студенческую пору, на экзаменах, он садился на скамейку у входа в аудиторию и безмятежно дремал, убаюканный тревожным жужжанием волновавшихся вокруг него товарищей. Студенты шумели, кричали, а он тихонько похрапывал, вытянув свои длинные ноги, уронив голову на грудь, и улыбался, как будто сидел в вагоне и впереди у него был далекий и приятный путь. Так же держался он и в студенческой команде. Противник мог вести с преимуществом в два, в три, даже в четыре гола, до конца матча могло оставаться всего несколько минут — это ничуть его не смущало, он и не думал нервничать, как будто мяч противника ни разу не коснулся сетки их ворот. Однажды во время последней экспедиции третьей бригады в Родопах невозмутимое спокойствие Андрея чуть не привело к трагическим для него последствиям.
Прошел ливень, я маленькая горная речушка, пересекавшая геологам дорогу, быстро набухла, заполнила узкий суходол и грозно закружила свои вспененные воды вокруг тоненьких подпор деревянного мостика, соединявшего берега. Вода прибыла внезапно, стремительно и с такой бешеной яростью, что геологи едва успели, подхватив свои ранцы, перебежать мостик, который жалобно дрожал и стонал, словно в предсмертных спазмах. Только Андрей, сидя на корточках перед своим минералогическим мешком, хладнокровно упаковывал в бумагу кристаллы и камни, отбитые за день. Каждый образец он тщательно перевязывал бечевкой и ставил красным карандашом на пакетике его порядковый номер. Под этим номером в его походном блокноте значились пояснения: где был найден, направление минеральной жилы, предполагаемый состав.
Он сидел на отлогом берегу, сортировал свои пробы, а река клокотала все более грозно, и ее мутные воды били уже по дощатому настилу моста. Еще несколько минут, быть может, несколько мгновений — и все это рухнет и скроется в пенящемся водовороте.
На том берегу коллеги его что-то кричали, размахивали руками, показывая ему на мост, а Вылю Власев подскакивал, как селезень, на своих коротких ногах и грозил ему кулаком. Только Павел Папазов, парторг, стоя в стороне, смотрел на него с застывшей улыбкой; догорающая папироса обжигала его пожелтевшие пальцы, но он не чувствовал боли.