— Просите.
Дю Плесси сделала реверанс и скрылась за пологом, отделявшим спальню от прихожей. Бланка отвернулась от двери и сложила руки на животе, словно, защищая этим жестом своего еще не рожденного сына, могла защитить разом и того, кто этой ночью был рожден заново как король. Пусть Моклерк не думает, будто она сжигает взглядом проем, в котором он должен появиться.
Тем не менее она все равно услышала, как он вошел. Кресло стояло боком к двери, и живот мешал Бланке развернуться ко входу. Потому она лишь повернула голову подчеркнуто величавым жестом и смерила взглядом мужчину, склонившегося перед ней в поклоне.
— Мадам, — смиренно сказал Пьер Моклерк, граф Бретонский, и Бланка протянула ему руку для поцелуя. Для этого ей пришлось отнять ладонь от живота; она колебалась миг, прежде чем сделать это, и вздрогнула, когда по легкой понимающей усмешке, тронувшей губы Моклерка, поняла, что он заметил это. Будь он проклят.
— Шесть утра, мессир, — коротко сказала Бланка, когда он выпрямился и скрестил руки на груди. — У вас должна быть очень веская причина, чтобы врываться ко мне в такой час.
— Врываться к вам, ваше величество? Вы несправедливы, — Моклерк приподнял брови жестом обиженного удивления. Бланка хорошо знала этот жест, слишком хорошо, чтоб обмануться. — Ваше величество соблаговоли принять меня, и я осмелился воспользоваться позволением. Что может быть вежливее, мадам, что может лучше подчеркнуть глубину моей покорности и почтения к вашему величеству?
— Лишь одно: если вы перестанете юлить и скажете прямо, зачем пришли.
Она говорила резко. Чересчур резко для одинокой беременной вдовы, матери двенадцатилетнего короля, корона на которого была возложена лишь четыре часа назад и, кажется, так и норовила соскользнуть. Но, Бланка знала, подобный тон был именно тем, чего ждал от нее Моклерк. Пусть продолжает думать, будто видит ее насквозь.
— Мадам, первой и главной причиной моего столь раннего визита было стремление осведомиться о вашем самочувствии. В соборе на церемонии мне показалось, будто вам нездоровится. Тревога снедала меня всю обратную дорогу, и я понял, что мне нынче не уснуть, пока я не услышу из ваших уст, что тревожиться не о чем.
Граф Бретонский был высоким, тяжеловесным, плотно сбитым мужчиной, однако не настолько, чтоб его можно было назвать тучным. Его лисья улыбка и вечно прищуренные глаза, казалось, не подходили к сильному, крупному телу воина. Рядом с ним Бланка чувствовала одновременно свою физическую слабость и то, что в броне ее множество брешей, которые беспрестанно выискивает хитрый взгляд этого человека. Один из самых сильных, своенравных и дерзких баронов королевства, он, как и прочие, не смел поднимать голову при Филиппе Августе и с опаской поглядывал на мужа Бланки Людовика Смелого, но теперь, наконец, после многих лет ощутил себя хозяином положения. Бланка подумала вдруг, что он может сейчас схватить ее за волосы, стащить на пол и бить ногами по животу до тех пор, пока она не умрет. А Луи, юному королю Франции, может не хватить времени покарать убийцу своей матери.