Тем временем Паганино Дориа решил не зимовать на Хиосе. Подошли его галеры, и до конца месяца он отплыл домой. Однако дул встречный ветер, и ему пришлось пристать к берегу, как раз в паре миль от расположения венецианского флота. Пока он ждал погоды, Джованни, его племянник, попытался, видимо из чистого любопытства, на легкой триреме осмотреть расположение венецианцев. Вернувшись, он рассказал дяде, что враг очень плохо защищен и его легко захватить. Паганино Дориа не колебался. 4 ноября, пользуясь беспечностью венецианцев, он на галерах вошел в Портолуньо. Большая часть состава венецианских экипажей отдыхала на берегу. Те же, кто оказался на борту, серьезного сопротивления оказать не смогли.
Можете себе представить, — жалуется Лоренцо, — сражение между вооруженными мужчинами с одной стороны и безоружными женщинами — с другой.
Венецианский флот насчитывал 56 судов, в том числе 33 галеры. Захвачены были все. Часть моряков бежала в Модону, часть была взята в плен. Погибли около 450 человек, большинство из них предположительно от переохлаждения в осенней воде.
Пизани был среди бежавших. В случившемся была не только его вина. Он приказал одному из своих капитанов, Николо Кверини, на 12 галерах охранять вход в гавань. Именно небрежение Кверини к службе (а некоторые считают это предательством) стало причиной поражения. Но поражение было несомненным: гораздо большим, чем в Босфоре, самым большим за всю историю республики. По возвращении в Венецию и Пизани, и Кверини были призваны к суду, приговорены к большим штрафам и лишены полномочий. Но если Кверини их лишили только на 6 лет, несчастный Пизани больше никогда не смог командовать ни на суше, ни на море.
Смерть, как писал Петрарка архидиакону Генуи, была благосклонна к Андреа Дандоло, «она уберегла его от зрелища его поверженной страны и гораздо более жестоких посланий, чем те, что пришлось написать ему мне». На самом деле, дож умер за два месяца до поражения в Портолуньо, 7 сентября 1354 года, и был положен в пышный готический саркофаг в баптистерии Сан Марко. Он стал последним венецианским правителем, похороненным в соборе.[147] Его смерть в 47 лет была двойной трагедией. Европа потеряла выдающегося ученого-гуманиста столетия, а в Венеции на пост дожа выбрали старика, которому предстоял год бесчестья и смерть на эшафоте.
Марино Фальеро был представителем одной из самых старых благородных фамилий Венеции, давшей республике уже двух дожей. В свои 76 лет он все еще вел активную общественную жизнь, будучи послом Венеции при папском дворе в Авиньоне. Этот пост он считал кульминацией своей жизни, посвященной различной государственной службе, но тут прибыли посланники с известием об его избрании. Еще в 1312 году его имя встречается в хрониках в связи с избранием дожа Соранцо, а между 1315 и 1327 годами — как участника Совета десяти. Возможно, он имел отношение к ликвидации Баймонте Тьеполо. В свое время он командовал флотом на Черном море, занимал должность старейшины (savio) в нескольких комиссиях, управлял в качестве подесты Кьоджей, Падуей и Тревизо. А всего за два года до избрания он выступал делегатом от республики, когда Карл IV разбирал очередную претензию венгров на Далмацию. Во время этой миссии Карл посвятил его в рыцари за старания и отдал ему во владение Валь Марино, у подножья Альп. За время своей деятельности Марино Фальеро прославился тем, что был скор на гнев и на прощение. В 1339 году на должности подесты Тревизо он прилюдно дал пощечину епископу, опоздавшему на шествие. Как показали последующие события, с возрастом его нрав не переменился.