Я стоял под душем, когда в дверь постучали. Едва я успел выключить воду и схватить полотенце, как в тесную ванную ворвалась Брижит Обер. Она беззастенчиво окинула меня взглядом и выпалила:
– Поторапливайтесь, я подожду здесь.
– Не будете ли так добры передать мне одежду?
Я услышал, как она открыла шкаф, затем вновь показалась в дверях и бросила мне трусы и рубашку, вздохнув:
– Ах, эти мужчины…
Явно, в таком виде мужчин она встречала. А я уже давно отбросил стыдливость. Я высунул голову в дверь.
– Вы можете говорить, я слышу. Не возражаете, если я одновременно буду бриться?
– Нет, нет, валяйте. Так вот, рано утром я пошла побродить возле домика господина дель Рьеко. Угадайте, кто к нему входил?
– Не знаю. Натали? Шарриак?
– Не угадали. Моран. Тот марселец…
– Вот как? И что же он там делал?
– Превосходный вопрос. К сожалению, у меня нет на него ответа.
Эта новость сулила заманчивые перспективы. Я закончил намыливать щеки.
– Может быть, он ходил жаловаться на то, что нет анисового ликера?
Брижит не выдержала. В зеркале отразилась ее смазливая мордашка, робко появившаяся в дверном проеме.
– А как он узнал…
– Вчера вечером я сказал Шарриаку.
Она разочарованно подняла брови:
– Я надрываюсь, а вы им рассказываете…
– Сейчас объясню. Это такая стратегия.
Пока лезвие прохаживалось по моей коже, я размышлял. Никто из нас не ходил к дель Рьеко. Нам даже не полагалось знать, где находится его убежище. Если уж Моран вваливался туда как в трактир, на него не лаяли волкодавы и никто не стрелял со сторожевых вышек, значит, он на их стороне. Стало быть, не один Шарриак предавал: предавала вся его команда. Он должен был очень веселиться, когда я сообщал ему свою эксклюзивную информацию. А сегодня утром он послал кого-то к хозяину с отчетом о нашей беседе. Да, дело не ладилось. Я грубо ошибся, предложив ему всеобщий альянс; в «Де Вавр интернэшнл» отныне знали, что я не играю в их игру.
Очень уж я вырвался вперед. Слишком рано. Что ж, надо идти к дель Рьеко и попытаться прояснить статус Шарриака – другого решения у меня не было. А заодно защитить себя от возможных последствий моей оплошности.
– Мастрони хочет поговорить с вами, – вывела меня из задумчивости Брижит. – Ночью пришли сообщения по электронной почте.
Я пустил воду, чтобы помыть бритву, и вытер подбородок.
– Вот как? Но во сколько же вы встали? Или вы и не ложились?
– В шесть часов. Трудимся с семи.
– Ладно. Продолжайте, я сейчас приду.
Она в нетерпении сжала кулачки.
– Вы нужны срочно! Надо принимать решения!
С этой стороны игра удалась: второй день только начался, а я уже нарасхват. Я прошел в комнату. Брижит попятилась. Мне очень нравилось то, что я читал в ее глазах: ожидание, надежду, умоляющее выражение собаки, ожидающей кость. Именно это и придает цену власти: вдруг становишься очень важным для многих людей, появляется особый смысл в жизни.