— Не будем ссориться. Тем более если положение с питанием и одеждой сложное, табачком его не поправишь. И не моя это обязанность. Пусть отвечают начальник экспедиции и его зампохоз. — Градов достал из чемодана бутылку коньяку. — Да, не будем ссориться. Вы старый изыскатель, вы и не такое видали. — Он поставил на стол бутылку, нарезал копченой колбасы, сыру, хлеба. — Давайте выпьем за наше свидание.
— Нет, нет, — замахал руками Мозгалевский, — как можно. Рабочие полуголодные, злые, у них даже табака нет, а я буду пить, есть колбасу, сыр, курить. Я так не могу.
— Наивный человек, — рассмеялся Градов. — Думаете, если не будете угощаться, рабочим от этого станет лучше? Дорогой Олег Александрович, только для вас я вез эти гостинцы... Но чтобы совесть ваша была спокойна, Я могу дать рабочим две пачки «Казбека», две пачки сотрудникам и две пачки останутся мне. Справедливо?
— Давайте, снесу рабочим.
— Ну зачем же вам ходить? Сходит молодой человек, — глядя на Колю Николаевича, сказал Градов.
— Я могу их позвать, — ответил Коля Николаевич.
— Ну зачем же звать? — мягко сказал Градов. — Несите людям радость, несите.
В палатку вошла Шуренка:
— Идите обедать.
— А вы сюда, сюда, — энергично показывая на стол, ответил ей Градов и, когда она ушла, спросил: — Как работается?
— В начале правобережного много марей, — ответил Мозгалевский.
— Да, этот участок вообще заболоченный. Пойма. Ну что ж, дренаж и полутораметровую насыпь...
— А где вы возьмете материал?
Градов достал из полевой сумки карту.
— Здесь проходит трасса. — Он ткнул коротким пухлым пальцем в красную извилистую линию. — А в шести километрах сопки. Не так уж велика дальность возки.
— Не верьте карте. Не шесть, а все девять будут.
— Прекрасно. Тогда надо обратить внимание на реку, на гравийно-галечные косы. Что думают об этом геологи?
— Гравийно-галечные косы — это слишком мало...
— Конечно, но дорогу все равно придется строить на правом берегу, так что и косы пригодятся... Напрасно Костомаров возится с пойменным вариантом. Но бог с ним. Как все же я рад вас видеть во здравии. — Он чокнулся и выпил. — Какой вы проделали путь! Для ваших лет это подвиг. Мокнуть, тащить на себе лодки, рисковать жизнью — это героизм. У вас крепкое здоровье. Герой, честное слово, герой!
— Какой там герой, — махнул рукой Мозгалевский.
— Самый настоящий. У вас человек утонул, а где смерть, там и героизм...
— Не понимаю, зачем вы все это говорите, — недовольным голосом сказал Мозгалевский.
Распахнулся полог, и вошел Коля Николаевич:
— На смех подняли, говорят: как не перевернулся самолет от двух пачек.