— Ребята, надо спасать имущество, — сказала Ирина, подходя к ярко пылавшему костру.
Никто не посмотрел на нее, будто и не слыхали, только лысая голова Ложкина подалась ближе к огню.
— Ребята, чего же вы молчите?
Бацилла пошевелил над огнем растопыренными пальцами, повернулся спиной.
— Мы тонуть не желаем, — сказал он.
— Что было в лодке? — спросила Ирина.
— Тю! Мне следователи еще в детстве осточертели, — ответил Бацилла и подошел к Цибуле: — Один раз начальник фаланги не пустил меня к бабе. «Уйду», — говорю. Он услыхал, посадил меня в кандейку. Я бритвой вспорол себе брюхо. Ору. Меня в околоток. Сорок швов. Ночью ушел. С околотка легко уйти — нет охраны, на то и был расчет. Всю ночь провел у бабы. Утром заявился на фалангу. «Зря, говорю, начальничек, не пустил. Зря, говорю, Бацилла брюхо попортил. Когда Бацилла чего хочет, всегда добивается...»
— А зачем ты мне это говоришь? — спросил Цибуля, беспокойно глядя на Бациллу.
— Если все мои сроки сложить, больше ста лет выйдет. Га! Понял? — И отвернулся.
— Я спрашиваю, что было в лодке? — строго сказала Ирина. — Ложкин, отвечай!
Ложкин начинает быстро-быстро говорить, приплетает много ненужных слов, но все же удается выяснить, что утонуло.
— Надо спасать!
— Видишь, в чем остались. — Бацилла поднял рубаху и показал длинный живот. — Все наши шмотки накрылись, и то не жалеем.
— Да вы просто трусы! — с презрением говорит Ирина. Она прошла к завалу, разделась и кинулась в воду. Течение подхватило ее, выбросило наверх и прибило к берегу.
Упали первые капли дождя, и сразу, без молний, без грома, хлынул ливень. Встревоженно засвистели вершинами лиственницы. Проток потемнел, накатил волны на песок: шипя, они погасли у ног подбежавшего Цибули.
— Веревку! — крикнула ему Ирина.
Пока он доставал из лодки канат, Ирина отыскала на берегу увесистый валун. Обвязав себя веревкой, кинула конец Цибуле и, прижимая камень к груди, снова вошла в воду.
Ливень нарастал. Рядом разворотила небо прямая, как штык, молния, и не успела погаснуть, как оглушительно грянул гром. Небо стало черным. Еще полыхнула молния, где-то за Элгунью осветило сопку с четкими тоненькими стволами деревьев. Цибуля стоял под ливнем, по его лицу текла вода, рубаха стала тонкой, сквозь нее просвечивало белое тело. Жесткий канат рывками шел по шершавой ладони все дальше, дальше... Вот Ирина погрузилась по грудь, еще шаг — и видна лишь ее голова с короткими мальчишечьими волосами. Еще шаг. И вода сомкнулась над ее головой, и, переваливаясь, катится волна в том месте, где только что была Ирина. Канат остановился, ослаб, туго натянулся. Ирина всплыла.