Катер выскочил на просторы залива Пальма-Новы.
— Вот где я живу, — сказал я, кивая на берег. — Вон в том доме, на втором этаже.
Каролина мельком взглянула на берег и кивнула.
— Ты чем-то обеспокоена? — спросил я.
Она повернулась ко мне и нахмурилась.
— Нет, почему?
— Ты уверена, что не совершаешь ошибки, приглашая меня на яхту? Уверена, что никто не будет против?
— Нет, кое-кому это наверняка придется не по нутру. Впрочем, это зависит от настроения.
— Вот как? Замечательно!
— Боишься?
— Как тебе сказать… Как правило, я стараюсь не появляться там, где меня не очень ждут. Я все-таки — не полный мазохист.
— Хотя ничто мазохистское тебе не чуждо — не правда ли?
— В каком смысле?
— Я ведь тоже устроила тебе не самый торжественный прием, но ты остался.
— Ты была одна, а на борту их — восемь.
— Я знаю множество мужчин, которые при виде меня бежали бы без оглядки.
Я улыбнулся и пожал плечами.
— Хорошо, значит, я мазохист.
— Держись крепче! — вдруг крикнула она с нотками раздражения в голосе. — Слишком уж медленно мы тащимся.
Вввжжжжик! Рычаг выдвинут вперед до предела, корма погружается в воду и катер мчит вперед, как на крыльях.
Каролина не гасила скорость до самой последней секунды, пока мы не ткнулись в правый борт яхты, едва не раскроив носом дорогую обшивку.
Лишь завидев подобную яхту в заливе, пусть даже ночью — залитую яркими огнями, — любой нормальный обыватель разинет пасть и бухнет что-то вроде: "Ух ты, чтоб я сгорел!"; представляете же, что почувствует такой человек, оказавшись на борту этой сказочной красавицы! Размеры, великолепие и богатство просто поражают. Что бы там ни рассказывала Каролина про своих родственников с сотнями миллионов, но лишь в ту минуту, ступив на палубу этого сверкающего хромом и медью белоснежного чуда, я столь явственно осознал, в каком чуждом мире оказался. Так, должно быть, ощущал себя Тарзан, попав в Нью-Йорк, а ведь меня, вдобавок, никто не приглашал. Словом, вы, наверное, и сами догадались, что я уже начал горько корить себя за столь легкомысленно принятое предложение.
По трапу к деревянному причалу быстро сбежал матрос в белой майке и слаксах.
— Добрый вечер, мэм, — подобострастно поздоровался он.
— Прими катер, Хэнсон, — бросила Каролина. — Пойдем, Инглиш, — кивнула она мне. — И — хватит строить из себя затравленного кролика.
Она резво взбежала по ступенькам, привычная к ним. Я последовал за ней.
Едва мы оказались на палубе, как к нам приблизилась парочка. Парень напоминал меня — примерно моих лет и одного со мной роста и сложения, высокий, стройный и загорелый красавец, с темными вьющимися волосами. В легкой белой рубашке и брюках. В руке он держал наполненный темной жидкостью стакан, в котором позвякивал лед.