Но попробуй-ка образцово вести лавку во время войны! Во время войны? Точнее, в конце проигранной войны… Попробуй поведи торговлю, когда у тебя за плечами столько лет «попирания жидо-большевистской гидры»… Нет, скройся, беги, исчезни, притворись, что ничего не было, ведь под мышкой у тебя татуировка…»
Татуировка! Копиц быстро повернулся к мертвому. На татуировку лучше взглянуть без свидетелей, не надо, чтобы здешние хефтлинки поняли, что мертвый был эсэсовцем, что и среди эсэсовцев есть свои «мусульмане», свои обезумевшие самоубийцы.
Он нагнулся и хотел поднять руку мертвеца, но не смог, она была холодна и тверда, как мрамор. А тут еще в мертвецкую ворвался Диего Перейра и, даже не сняв берета, гаркнул:
— Тотенкоманда прибыла. В чем дело?
— Поди сюда, — сказал Копиц с необычной кротостью, — можешь немного приподнять его руку?
«Этот испанец — глупое животное, — думал он, — даже по-немецки сносно не выучился, наверняка он не знает об эсэсовской татуировке».
Перейра почесал за ухом.
— Приподнять? Мертвец — настоящая ледяшка. Отломить можно. — Он уперся ногой в грудь трупа и хотел было схватить его за руку.
— Нет, нет, — удержал его Копиц, — не смей, что ты за бесчувственный зверь!
— Бесчувственный? — испанец пожал плечами. — Я лучше бесчувственный с мертвыми, чем с живыми.
Копиц сжал кулак и снова разжал его.
— Где у тебя носилки? Почему ты не принес их сразу?
— Носилки в кухне. На них понесут хлеб. Для живых.
— Возьми их оттуда на время, — совсем тихо оказал эсэсовец, — и немедля отнесите этот труп обратно к воротам. За ним приедут.
Он повернулся и быстро вышел.
Туповатое выражение сразу исчезло с лица Диего, на нем отразились смекалка и сосредоточенное размышление. В чем тут дело, почему так странно вел себя Копиц? Испанец быстро нагнулся к трупу и попытался заглянуть под мышку. Ему даже удалось слегка приподнять руку мертвеца, хотя в суставах послышался подозрительный хруст. Потом Диего так же быстро выпрямился и, хитро усмехнувшись, побежал на кухню.
* * *
Фрау Вирт наконец-то смогла тронуть машину. Она все еще была взволнована тайной передачей завтрака Зеппу, но довольна тем, что сделала что-то, направленное против этого гнусного лагеря. Бесстрашно, под самым носом у Яна, она вручила Зеппу бутерброды, словно желая этим показать, как возмущена видом нагого мертвеца. Завтра она опять привезет пакетик с хлебом и колбасой, да, да! И не один, а два — и для Зеппа тоже, пусть и он поест! Будь у нее много купонов и денег, она привезла бы сто пакетиков, даже и для евреев, ей все равно.