С этими словами Лёша поднялся на ноги, неуверенно погладил жену по плечу, вздрогнул и вышел из кухни. Через минуту в квартире раздался звук хлопнувшей двери.
***
Лиза просидела дома до позднего вечера. Она автоматически делала привычные дела – приготовила ужин, сменила Даше подгузники, вымыла раковину и загрузила в машинку постельное белье. Тяжело было заставлять себя ни о чем не думать, сложно было избавиться от мыслей, что всё это не по-настоящему. Всё время казалось, что недавнего разговора не было, что пройдет еще немного времени – и Лёшка придет домой, кинет сумку на стул в прихожей и, разувшись, пойдет посмотреть на дочку.
Больно не было. Хотя, чего уж там, конечно было. И больно, и обидно, и тяжело. И – самое главное – впервые за долгое время Лиза не могла понять, что же ей делать дальше.
Всё то, о чем мечталось и грезилось в грешных ночных снах, вдруг осуществилось – она получила свободу. Вот только что делать с этой свободой…
Часам к десяти стало совершенно ясно: Лёша не придет. Никогда. Он еще переступит порог этого дома, конечно – но уже в другом статусе. И это будет другой Лёша.
Не выдержав, Лиза одела дочку, собралась и вытащила на улицу коляску. Ей невыносима была мысль продолжать сидеть дома и ждать, ждать, ждать…
Она медленно пошла по улице Ленина к заливу. Хотелось вдохнуть в себя свежий запах еще не успевшей зацвести воды, и подумать. Просто подумать.
Подсознательно, она выбрала тот маршрут, по которому зимой не раз ходила с Инной. Брела по Ленина, сворачивала на Чеховскую и снова возвращалась на Ленина. И плакала на ходу, глотая соленые слёзы.
Вот и солнечные часы… Стайки студентов как всегда проходят мимо, спешат к каменной лестнице, чтобы спуститься по полуобвалившимся ступенькам к набережной.
И вдруг – совершенно неожиданно – всплыл в памяти полузабытый образ.
Инна, стоящая около этих самых солнечных часов и смотрящая серьезно и ласково. Растрепавшиеся по плечам волосы, порозовевшие скулы, ласковые, нежные глаза. И – теплый голос.
– Я бы хотела повстречать тебя тридцать лет назад, – сказала тогда она, – Мы бы назначали друг другу свидания у солнечных часов, и по очереди опаздывали.
– Тебе нравится опаздывать?
– Нет. Но мне бы понравилось тебя ждать. Волноваться, зная, что причин для волнения нет и будучи уверенной, что ты всё равно придешь.
Всё равно придешь… Нет. Теперь уже не придет. Никогда не будет больше этих встреч, этих ночных прощаний у подъезда и восхитительно-пьянящего чувства любить и быть любимой.
Лиза не заметила, как снова расплакалась. Не заметила, как твердая ладонь опустилась на её плечо. И лишь когда обернулась и увидела полузабытые, но такие любимые глаза – только тогда она вдруг поверила.