Костя подошел со спины, прижал крепко к себе и легко поцеловал в шею. Все струнки души завибрировали от его прикосновения. Как же безумно она его любит и всегда любила, пусть и вела себя как последняя дура.
— Кость, я не должна ничего больше? — едва слышно спросила она.
— Саш, мы не должны.
Саша покачала головой.
— Я не должна. Из-за меня же вся эта война разгорелась. Чуть не перестреляли друг друга. Интеллигент ясно дал понять, что за мной долг.
— Солнышко, Виталия-то так и не нашли. Толку от всех разборок. Ну, а если ты насчет игры, то да, для тебя она последняя, если, конечно, сама не захочешь.
Его рука забралась под блузку и выписывала круги по животу. Кожа гудела в тех местах, где только что побывали его пальцы.
— Сашка, я найду этого гада и убью, — пообещал он, целуя в затылок.
— Оставь уже, не хватало ещё, чтобы тебя посадили.
— Не оставлю. Не может же он все время прятаться. У меня до сих пор перед глазами ты вся в крови на полу. Я думал, что свихнусь, пока тебя врачи вытаскивали с того света.
— Но все же обошлось.
Какой ценой-то? Саша против воли вцепилась в подоконник. Костя мягко, но настойчиво оторвал её руки и сжал в своих ладонях.
— Нервная ты какая-то сегодня. Лис достал?
— Не больше чем всегда, — повела плечами Саша.
Ветхий в ответ легонько укусил её за шею, и раздраженно сказал:
— Перестань со мной себя так вести. Ты уже не на игре, можно и проявлять эмоции.
— Прости, ты же знаешь, что мне тяжело. До сих пор тяжело…
Костя вздохнул и спрятал лицо в её волосах.
— Знаю, Сашенька, знаю.
Конечно, он тогда успел во время. Врачи говорили — привез бы минутой позже, не спасли бы. Но физически-то Саша поправилась, а с психикой полная клиника получилась. Саша на все безжизненно реагировала, не улыбалась вообще, не лицо — маска. Не один месяц ему понадобился, чтобы вернуть Сашеньку к нормальной жизни. Ожидал слез, упреков за то, что не приехал раньше, но вместо этого получил молчание после сбивчивых оправданий, слабое спасибо, подчинение и покорность. И это не было нормально. Хотя для всех окружающих Саша вела себя вполне адекватно. Для него же её отчужденность замораживала всех вокруг на мили. И во сне она рыдала, постоянно рыдала, но не могла проснуться. Наконец, ему удалось сломить стену, заставить её выплеснуть эмоции. А нужно-то чего было — всего лишь разозлить немного. Ветхий усмехнулся, так разозлить, что в доме ни одной целой посудины не осталось. Но вернулась она после того вызванного им скандала, улыбаться начала и смеяться, не отталкивала больше, стала ласковой и нежной. Его Сашенькой! Правда иногда возвращались былые барьеры, тогда вот так сжимала подоконник, губу закусывала и разговаривала сквозь зубы.