Но даже самая неустрашимая из женщин нуждается в такие минуты в твердой опоре, и потому, по недолгом размышлении, Адела проследовала в комнату лорда Тофема, где ей пришлось приложить больше усилий, чтобы хоть ненадолго обратить его к деятельности, нежели потребовалось Смидли, чтобы разбудить ее самое.
Лорд Тофем капитально настроился на ночной отдых, но Адела не стала церемониться.
— Лорд Тофем!
Ответом ей стало ровное спокойное дыхание. Лорд Тофем если и не напоминал Наполеона Бонапарта по другим статьям, имел с ним одно общее свойство — отключаться в тот самый момент, когда голова его касалась подушки или, как в данном случае, спинки кресла.
Адела повысила голос.
— Лорд Тофем!
Этот настоятельный зов поднял бы ото сна любого. Заокеанский гость открыл глаза. Сам Наполеон в сходных обстоятельствах открыл бы глаза. Голосу Аделы недоставало громоподобия, но когда волнение заставляло его повысить, он звучал с редкой убедительностью.
— А?
— Проснитесь.
— Я разве спал?
— Да, спали.
Лорд Тофем вспомнил только, что минуту назад он отплясывал румбу на Пиккадилли, и согласно кивнул.
— Правильно. Спал. Мне снилась Милашка.
— Кто?
— Одна девушка из Лондона. Мне снилось, как мы с ней гуляем по Пиккадилли Серкус. И заходим в разные места. Интересно, — улыбнулся он, — что бы это значило, гулять во сне по Пиккадилли Серкус?
Адела не относилась к числу психоаналитиков-любителей, с готовностью выслушивающих чужие сны и с удовольствием их толкующих. Она не проявила никакого интереса к истории с Милашкой и только нетерпеливо шмыгнула носом. И тут же издала громкий крик. Ее блуждавший по комнате взгляд уперся в поднос с бутылками.
— Смотрите!
Лорд Тофем мечтательно вздохнул.
— Я вам расскажу про Милашку. Я ее обожаю, но как раз накануне моего отъезда в Америку мы повздорили. Она прелестная девчушка…
— Вы только посмотрите на эти бутылки!
— … и ужасно трогательная.
— Кто их сюда принес?
— Жутко трогательная. Пикантная такая, а трогательная. Невероятно.
— КТО ПРИНЕС СЮДА ЭТИ БУТЫЛКИ? Я не ошиблась. В доме взломщики.
Лорд Тофем снова вздохнул. Ему показалось, что сейчас самое время открыть душу ближнему и рассказать о трагедии, которая ее омрачала.
— Она во всех отношениях сущий ангел, вот только страшно обидчива. Вы не поверите, но из-за того только, что я сказал, будто в новой шляпке она похожа на Бориса Карлова,[17] она надавала мне по шее и заявила, что не хочет больше видеть меня ни на этом свете, ни на том. Но я же мужчина, у меня тоже гордость есть, я, конечно, в долгу не остался…
— Замолчите вы. Слушайте!