— Боже милостивый! Билл, ты хочешь сказать, что можно пощупать лорда Тофема?
— Первая заповедь делового человека: если тебе нужны двадцать тысяч долларов, иди к тому, у кого есть двадцать тысяч.
— Билл, ты гений.
— Это я всегда пыталась втолковать начальству, но они меня не слушали.
— Надо быть понапористей.
— Буду, Джо, буду.
Лорд Тофем, минуту спустя переступивший своими длинными ногами порог Садовой комнаты и присоединившийся к обосновавшейся там компании, совсем не походил на брызжущего энергией молодого спортсмена, который вот так же вошел сюда почти ровно сутки назад. Тогда он пел веселую песенку, а глаза светились радостным блеском победы. Даже страстный влюбленный, ожидающий ответа на тщательно сформулированное авиаписьмо, может на время забыть о проблемах пола, впервые в жизни одолев восемнадцать лунок за девяносто семь ударов. Лорд Тофем суточной давности, несмотря на затаенную печаль, точившую его сердце, предстал перед миром во всем блеске.
Как не похож был на того лорда Тофема этот пришелец, согнувшийся под ударом судьбы! Осунувшееся лицо, потухшие глаза, поникшая сигарета в мундштуке выдавали человека, готового хоть сейчас сунуть голову под газовый рожок и задуть пламя. Ослабевший, безвольный, потухший, растерянный, отчаявшийся, он являл собой вестника, пришедшего сообщить Приаму, что его родная Троя разрушена. Глядя на него, можно было предположить, что лорд Тофем опять был на поле для гольфа и взял четырнадцать лунок за сто пятьдесят семь ударов и шесть шаров утопил в озере.
На самом же деле столь жалкое его состояние объяснялось тем, что вскоре после завтрака он получил долгожданную телеграмму и содержание ее было убийственным. Мисс Глэдис (Милашка) Фаунтлерой была одной из тех юных особ, которые не стесняются в выражениях, и трудно даже представить, чтобы со времен покойного Флоренса Зигфилда[24] через океан было передано более ядовитое послание. Оно убило в душе лорда Тофема всякую надежду и поселило в ней мрачное отчаяние, породившее отвращение ко всему роду людскому. Словом, трудно было выбрать более неподходящий момент, чтобы одолжить у него двадцать тысяч долларов.
Однако печаль пришельца не произвела должного впечатления на компанию, настолько погруженную в собственные заботы, что внешний мир перестал для нее существовать. Одержимые одной пламенной страстью, эти люди видели перед собой баснословно богатого молодого человека, шедшего прямо им в руки. Они не спросили, а не разбито ли, часом, его сердце, но радостно засуетились вокруг него, оказывая шумные знаки внимания.