Кроме Билла в неброском сером костюме с едва заметной красной искрой и селихемского терьера в светло-бежевом ошейнике и с грязным пятном на носу, у навеса толкались старухи и помятые личности. Старухи вспоминали прежние свадьбы; помятые личности обсуждали, что это дело — верняк, а то — обязательно выгорит. Для полноты картины тут был младенец в коляске, без которого не может обойтись ни одно значительное событие.
Только Билл пришел сюда не из праздного любопытства, но зачем именно, он бы объяснить не сумел. Он явно не ждал удовольствия от того, что увидит Флик, входящую в церковь, а затем выходящую под руку с мужем, — даже того скромного удовольствия, на которое надеялись старухи и потертые личности. Нет, зрелище будет для него сплошной пыткой, однако его не удержали бы дома даже канатами. Есть в людях глубоко сидящий инстинкт, который заставляет их поворачивать нож в ране и травить себе душу; этот-то инстинкт и привел Билла сюда.
Даже сейчас, когда жених и невеста еще не прибыли, он не испытывал и капли радости, хотя бы потому, что сражался с Бобом. Достойный песик тяжело переносил ожидание. Собачья душа возмущалась. Он чувствовал, что его кругом обманули. Увидев, что Билл собрался на улицу. Боб в последнее мгновение проскользнул в дверь и вежливо попросил взять его на прогулку. Билл по видимости согласился, и сначала все шло, как положено, а теперь его уже двадцать минут мариновали на тесном мощеном пятачке; мало того, было похоже, что это навсегда. Соответственно он выразил протест, несколько раз кряду пытаясь удавиться на поводке, который предварительно наматывал Биллу на ноги. Во время пятой или шестой попытки бодрый ветерок, налетевший из-за угла, сорвал с Билла шляпу и покатил по улице.
Теперь, вдобавок к своим страданиям, Билл сделался посмешищем уличной черни. Из всех зрелищ, которые радуют незатейливую лондонскую публику, самое захватывающее — человек, который в ветреный день догоняет свою шляпу. Когда этого человека грозит в любую секунду стреножить скачущий пес. восторг достигает вершины. Сценка, разыгранная Биллом, имела шумный успех; когда он вернулся, в шляпе, но злой на человеческий род, обнаружилось, что Флик приехала и вошла в церковь. Зрители, в чьи ряды он снова влился, уже сравнивали ее с прежде виденными невестами.
Мнение было в целом благоприятное. Одна дама в матерчатой кепке и с кавалерийскими усами объявила, что невесту не мешало бы подкормить, но за этим исключением Флик собрала хорошую прессу. Вся критика досталась на долю «папаши». Билл знал, что папаши у Флик нет, и заключил, что речь идет о дяде Синклере, которому, несомненно, поручили роль посаженного отца. Его собравшиеся не одобрили. Мужчина в свитере и драном котелке едко прошелся по поводу стрелок на его брюках.