— Что делать, что делать...— как-то виновато бормотал дядя Коля, стараясь успокоить геолога.— Сейчас бы подкрепиться малость... Давайте поищем, может, чего и оставили здесь добрые люди...— Он выхватил из костра горящую хворостину и, держа ее перед собой на расстоянии вытянутой руки, поковылял в избушку.
Пока дядя Коля искал съестные припасы, оставленные бывшими хозяевами избушки, Серега при свете костра ползал на коленях вокруг рюкзаков и отчаянно ругался:
— Таежники, называется! Какой-то подонок без конца обводит их вокруг пальца, как последних дураков, буквально издевается над ними!
— Но Федька и вас обвел вокруг пальца,— вставил Димка.
— Сравнил! Я познакомился с ним в темноте и то со стороны затылка...
— Во всяком деле кроме плохой есть и своя, хорошая сторона,— громко рассуждал дядя Коля.— Пусть Федька лишил меня заграничной бритвы, а Серегу — его драгоценных камней, черт с ним! Зато теперь мы твердо знаем, где он, в какую сторону навострил лыжи. Теперь Федька, можно сказать, у нас в руках.
В избушке дядя Коля нашел котелок, сухари и соль — все это было подвешено к потолку... Кроме того, на печурке, на самом виду, кто-то оставил два коробка спичек. Целое богатство! Один коробок старатель только повертел в руках: «Пусть дожидается тех, кто забредет сюда после нас!»— другой взял, завернул в платок и засунул поглубже в карман.
— Ему что, он сыт и нос в табаке! Сидит сейчас где-нибудь и смеется над нами, дураками,— не унимался Серега.— А у меня в животе бунт начинается.
— А пусть смеется, наплевать!— успокаивал дядя Коля.— Главное в жизни что, ребятки? Главное, скажу я вам, не терять веры и бодрости духа. Со мной раз какой был случай... Провалился в мочажину, сам промок до нитки и спички, на беду, подмочил. Октябрь, холодина, спасу нет, и обогреться никак невозможно. Что делать? Идти дальше? Но темень хоть глаз выколи, ветрища — деревья наземь кладет, и дождь — то перестанет, то снова польет как из ведра... Жуть! Все же пошел. Шел, шел, шагов через пятьсот окончательно, слышь, из сил выбился, думаю, хана тебе, Николай Степаныч, фартовый ты человек, тебе и золоту твоему хана, зря только старался. Подумал так и вдруг, гляжу, будто посветлело впереди. Поляна! Маленькая, с овчинку, но — поляна! Земля твердая под ногами, небо бледное просвечивает... Вы и не поверите ни за что, как я обрадовался той поляне. Стал ходить туда-сюда, чуть ли не бегать — даже пар от меня повалил,— и еще покрякивать да покрикивать, чтобы напужать зверя, если тот набредет невзначай. А стало светать, и избушечку увидел — маленькая такая, хиленькая, притулилась к сосенкам да березкам и гостя ждет-поджидает... Я, поверите ли, с радости даже заплакал и порог той избушечки поцеловал, как будто она, милая, была для меня самым дорогим другом и товарищем.