Петрусенко прошелся по комнате, с любопытством разглядывая вещи, приоткрыл стеклянную дверцу буфета, заполненного хрусталем, взял в руки красивую вазочку, в гранях которой переливались блики света. Медленно разжал пальцы, выронив ее на пол. Тонко и жалобно зазвенели осколки. И вновь мадам испугалась. Она уже приготовилась уйти от ответа: ох, как хорошо умела она это делать и как часто у нее это получалось! Но теперь передумала.
— Пропади он, душегуб! — сказала. — Что мне от него проку — себя подставлять. Не простой, небось, документик, с историей? — заглянула заискивающе в лицо следователю. — Может, и убил кого? С него станется!
— О ком вы говорите? — поторопил ее Викентий. — Имя?
— Скажу, скажу сейчас, — заверила старуха. — А будет ко мне снисхождение с вашей стороны?
— Будет! — не выдержал и Никонов. — Говорите!
— Гришка Карзун принес мне этот паспорт, — сказала Выпь. — Одежу взял кое-какую, а им расплатился. Так и сказал: «Продай побыстрее»…
— Карзун! — Никонов от радости чуть не подпрыгнул, глаза его заблестели. Старуха заметила это.
— Ну вот, и я порадовала вас, — воскликнула подобострастно. — Уж зачтите мне это, не забудьте.
— Подробнее, мадам Хазанович, подробнее!
— Так ничего же особого не было. Пришел…
— Когда?
Старуха задумалась, зашевелила губами, загибая пальцы. Обрадовано закивала:
— Месяц назад, я думаю. Давно я его не видела, слышала — в бегах он. Изменился мало, злее только стал.
Выпь замолчала. Петрусенко почувствовал, что она решает: сказать что-то еще или нет? Он сделал знак Никонову: «Помолчи!» А сам не сводил глаз со старухи. Наконец та тряхнула космами, оскалилась в улыбке.
— Сказал мне Гришка напоследок еще одну фразочку. Если вам передам, зачтется мне?
Петрусенко молча кивнул.
— Когда он уходил, уже в дверях обернулся, улыбнулся и сказал еще раз: «Продай документик скорее». И добавил: «Пусть Зуброву тоже весело будет…»
— Зубро-ов! — протянул Викентий, не пытаясь скрыть удивления. — А он причем? И вообще: давно о нем не слыхал, а, Сергей?
— Да, — подтвердил Никонов. — Года три-четыре. Я думал, он совсем сгинул, исчез.
— Если вообще был… А вы, мадам, знаете Зуброва?
— А кто может похвалиться, что знает его? — Выпь пожала плечами. — Он зверь-одиночка, никого к себе не подпускает.
— Ну, а видеть-то его видали? — не отставал Петрусенко.
— Видала.
— Какой он из себя?
— Красивый мужик, молодой, — покивала головой старуха. — Глаз пронзительный, ледяной, вроде как у вас сегодня, господин следователь…
Но Викентий Павлович ее уже не слушал:
— Надо же, — повторил он. — Зубров… Он-то тут при чем?