— Нет.
— А в Архангельске вы как говорили, на сколько дней уезжаете?
— Дня на три.
— Да-а. Вот дня через три-четыре только могут и хватиться. Это плохо.
— Я сильно болен? — спросил Суходолин, хотя и сам это понимал. Но тревога в голосе Коринцева пугала его. И потом: он беглый каторжанин, а ведь желает скорой помощи…
— Да. — Коринцев ответил просто и прямо. — Холодная вода своё дело сделала, лёгкие ваши так хрипят, что целебная трава вряд ли поможет. И жар не спадает.
— А вас, — Суходолину было неловко, но он всё же спросил. — А вас разыскивать будут?
— Обязательно! Но сначала кинутся в погоню в леса. А это — не один день. Если до моря и дойдёт дело, то решат, что или шторм меня погубил, или, опять же, где-то я пристал к берегу… Да и шторм ещё пока…
Помощь не пришла и на другой день. Но к вечеру улёгся шторм. Ночью Коринцев часто просыпался, подходил к офицеру. Тот иногда тоже бодрствовал, и они вновь разговаривали. Если же Суходолин спал, Коринцев тревожно вслушивался в его дыхание, и всё больше мрачнел. Он понимал: офицер без помощи врачей просто умрёт.
Утром он довёл Суходолина до баркаса, устроил его там поудобнее, укрыл, чем мог, и вышел в море. Ни в Кемь, ни, тем более, в Архангельск, он поехать не рискнул — слишком далеко. Большой Соловецкий остров был всего лишь в трёх километрах. Поставив парус, Коринцев направился к нему. Монахи — отличные врачеватели, да и светская больница, он это знал, там тоже имелась.
Когда показалась береговая линия и высокая гора с белым куполом церкви Вознесения, он понял, что плывёт правильно — прямо в удобную гавань Сосновой губы. Когда-то группу каторжников, в которой был и он, возили сюда на работы, и Коринцев знал: местность эта людная. И точно: чем ближе к берегу, тем виднее суета — бегающие фигуры людей, указывающие на его парус. Может быть, они и ждут именно его — беглого каторжника!
— Александр, — услышал сзади тихий голос. — Вы могли бы как-нибудь высадить меня, и отплыть?
— Вряд ли, — усмехнулся он. — Да не переживайте вы! Я же сказал: моя жизнь, словно лабиринт. Кто знает, может я все эти пять лет готовился к побегу только для того, чтоб спасти человеческую жизнь. Вашу жизнь… Неисповедимы пути Господни.
— В таком случае, знаете! — Больной даже приподнялся, заговорил громче, хотя и с тяжёлой отдышкой. — Вы спасли и сейчас спасаете мне жизнь. И я сделаю всё, чтоб вызволить вас. Мой отец, военный министр, очень дружен с Государем. Поверьте, всё ещё можно исправить! Вы не пожалеете о своём неудавшемся побеге!
— Ну-ну! — Коринцев оглянулся. — Не надрывайтесь так, лягте.