Я промолчала. Я не знаю, почему я не замужем. Правда, не знаю. Даже не думала никогда об этом. Просто не замужем, и все тут.
– А кандидатура есть?
Я подумала. Какая еще кандидатура?
– Нету никакой кандидатуры. – моя бутылка опустела и я рывком поднялась с пола, чтобы принести себе еще одну. Я, почти пританцовывая, отправилась на кухню, открыв холодильник, я поставила в него пустую бутылку, и, взяв следующую, мимоходом отметила, что только что сделала глупость, отмахнулась от этой мысли и…
– А этот Дима, он тебе кто?
Я чуть не выронила бутылку, Лешка стояла у меня за спиной.
– Вы часто проводите вечера вместе.
– Ты это о чем? – я поставила стеклотару на стол и взялась за штопор.
– Дай я. – она ловко скользнула между мной и столешницей. Я безропотно отдала ей штопор, но не отодвинулась ни на миллиметр. Она замерла, чувствуя, что я стою слишком близко. Я буквально кожей ощущала ее смущение. Я чуть наклонила голову и увидела яркий румянец, заливший нежные щечки Лешки. Боже ты мой! Я что, ее смущаю??? Бред какой. А между тем штопор уперто не хотел ввинчиваться в мягкую пробку.
– Не получается? – ласково прошептала я в ее ушко. И какой черт меня толкает на подобные эксперименты? Лешка замерла. Мне казалось, что Лешкино сердце колотится прямо мне в грудь, пробивая ее позвоночник. Мое сердечко тоже сладко защемило, как от сознания того, что я сейчас очень нагло прикоснулась к чему-то запретному.
– Давай вместе? – я протянула руку и положила ладонь на ее кулачок, судорожно зажавший многострадальный штопор.
– Отойди. – зло прошипела она.
– Ладно. – я пожала плечами и ушла в комнату. Я села на подоконник, подтянув колени к подбородку. Лешка появилась несколько минут спустя. Наверное, именно столько времени требовалось, что бы привести в порядок дыхание. Она поставила бутылку передо мной и села на диван, обняв свою почти полную стеклотару.
Я смотрела в окно. Фонари освещали листья на деревьях, ветер играл в догонялки, собирая в хоровод все, что попадалось под его прозрачную лапу. Он развлекался, как мог. Вначале собирал листву и мусор в большую охапку, потом начинал залихватски раскручивать ее, иногда на особенно крутом вираже потока листья или бумажка выпадали из этого танца, и им оставалось только лежать, тихо приподнимая края, как бы прося принять их снова в безумный хоровод. Это так глупо. Крутиться в водовороте, быть из него выкинутым, и не понять блаженства того, что ты больше ничему никому не должен. Что теперь ты можешь просто лежать и ничего не делать. И не быть никому должным. Но с другой стороны, только при помощи этого водоворота ты живешь. Ты двигаешься, что-то делаешь. Может быть, именно это желание жить так устремляет тебя обратно туда, в поток воздуха, для того, чтобы снова подняться вверх, а потом ухнуть вниз. А больно это? Когда падаешь? Казалось бы, вот всего секунду назад ты паришь, ты летишь, ты лучше и быстрее всех, а потом – бах! И ничего нет.