, они сильно просчитались.
– Ах, какие ужасы вы говорите! – пролепетала одна из присутствующих дам.
– Никакой жакерии не будет, – вмешался хозяин дома. – Бог хранит Россию.
– О да, – иронически отозвался граф Строганов, поигрывая тросточкой. В свете сенатор любил надевать маску циника до мозга костей, которая его самого, судя по всему, немало забавляла. – Какая жакерия, в самом деле! У нас в деревнях ни одного Жака днем с огнем не сыщешь.
– Нам нужно вернуться к основам, – заявила графиня Толстая. – То, что делал покойный император… – Она покосилась на Александра и повела плечом. – Я не хочу ни о ком дурно говорить, конечно…
– Тогда и не начинайте, – сказал Александр с недоброй улыбкой.
– Нет-нет, мне было бы интересно узнать ваше мнение, графиня, – галантно произнес сенатор, целуя руку графине.
Та порозовела.
– Вы меня смущаете, Андрей Петрович… Я хочу сказать, что принципы, которыми руководствовался покойный император, были не совсем… верными. И его беспорядочная личная жизнь, да еще столь странный брак… («Так, началось бабье сведение счетов, куда же без них», – с досадой подумал тут Александр.) Иногда мне кажется, что его смерть была… не то чтобы воздаянием, конечно…
Графиня запнулась, и в наступившей тишине все услышали громкий, четкий голос барона Корфа:
– Тогда вашего мужа тоже должно разорвать бомбой. Раз уж он отнюдь не хранит вам верность.
Александр отлично понимал, что нарывается на гнусный, липкий, дурно пахнущий скандал, но сидеть и терпеть этот вздор было положительно выше его сил. Графиня ахнула и залилась – до заплывших жиром плеч – густейшей клюквенной краской… Княгиня с упреком посмотрела на будущего зятя, князь задумчиво разглядывал портрет деда на стене, написанный госпожой Виже-Лебрен[21]. Газетное перо ликовало: наконец-то хоть какое-то развлечение!
– Александр, дорогой, – произнес сенатор с притворной строгостью, хотя его глаза смеялись, – если всех неверных мужей наказывать так, как вы предложили, то никаких бомб не напасешься. Полно, господа!
И он рассыпался в комплиментах таланту госпожи Потоцкой, побудил ее сесть за рояль, польстил голосу хозяйки, услал по делам газетное перо, осыпал похвалами графиню Толстую, тысячу раз поцеловав ей руку, похожую на кусок желе, извинился за своего крестника, нервного молодого человека, который совсем недавно едва избежал гибели, пожурил мужа графини, посочувствовал ее тяжкой доле – словом, ловко разрулил инцидент, прежде чем тот перерос в настоящий скандал.
– Ах, Александр, – проговорила с упреком Бетти, когда молодые люди отделились от основной группы гостей и устроились в углу комнаты, – зачем же вы так сказали?