– Нет, нет, об этой маленькой хитрости мне рассказал мой брат, – пояснила Амалия. Облачко набежало на ее лицо. – Впрочем, довольно давно.
Ну конечно, подумал Александр, она оттого и выглядит умнее своих лет, потому что ей довелось уже видеть смерть. Столкнувшись с ней, человек по-иному начинает смотреть на многие вещи. И сам он разве не переменился после того, что случилось с ним вчера?
Амалия вышла возле своего дома, а кучер повез Александра дальше, на Офицерскую. И хотя при расставании молодой человек не дал никаких обещаний и вовсе не обязался помогать Амалии дальше в ее расследовании, у него было такое чувство, словно он бросает ее на произвол судьбы.
Девушка взбежала по лестнице. Звонок, из раскрытой двери наплывает волна тепла… А у Аделаиды Станиславовны, стоящей на пороге, вид озадаченный и радостный одновременно.
– Амалия… там письмо… для Даши. Угадай, от кого оно?
Глава 18
Вавилонские толки
– Россия – держава, не похожая ни на какую иную страну мира. У России свой, особый путь, и этого нельзя отрицать.
– Нет, милостивый государь, Россия – это Европа! Или, по крайней мере, должна быть Европой. Всякий иной путь для нее губителен.
– «Является» и «должна быть» – разные вещи, милостивый государь!
– Господа, господа, о чем вы спорите? Посмотрите на карту, и вам сразу же все станет ясно. Больше половины территории страны приходится на Азию! Вот данный факт точно нельзя отрицать.
– Сударь, если вы собираетесь повторять европейские байки вековой давности, что в России одни дикари и по улицам ходят медведи, то можете не утруждать себя. Сегодня, слава богу, всякий может к нам приехать и убедиться, что мы – вполне цивилизованная страна.
– Да уж, цивилизованная… Особенно после того, что случилось…
– Не надо торопиться с выводами, сударь. Полагаю, все присутствующие считают Францию, к примеру, цивилизованной страной? А ведь Орсини тоже пытался взорвать Наполеона III. Я уж не говорю об их бесконечных революциях и этой… Парижской коммуне, которая у них случилась совсем недавно.
– Нет уж, господа! Лучше жить по-нашему, без всяких, прости господи, революций и прочих пертурбаций.
– Кто бы спорил, дорогой князь! А вы что скажете, Андрей Петрович?
Граф Строганов, который слушал присутствующих, положив руки на набалдашник своей трости, улыбнулся.
– Боюсь, мое мнение вряд ли может быть вам интересно, – сказал он. Однако глаза его блеснули как-то особенно колюче, и князь Гагарин на всякий случай поудобнее устроился в кресле, предвкушая, как его старый знакомый сейчас «отделает» всех этих доморощенных философов.