Но… дальше-то что? Даже если он и срубит десяток… ну, сотню голов? Что делать с дремотной страной, которую он хочет расшевелить?
Что делать западному русскому — то есть русскому европейцу? Тому, кому для того, чтобы быть европейцем, вовсе не нужно ни менять веру, ни натягивать немецкий кафтан, ни ритуально пить кофе?
По большому счету, время упущено, лет на сто — сто пятьдесят, потому что в реальной политике нет никакой такой Западной Руси. Есть Польша, за которой хвостом метется, обезьянничает, постепенно ополячивается уже почти утратившая собственное лицо Юго-Западная Русь.
И есть дремотная восточная деспотия — Московия, еще более чужая для западного русского. Если* не на Киевщине, то в Великом княжестве Литовском, в Белой и Черной Руси, по крайней мере, он пока еще дома… А в Московиии… По правде говоря, не уверен.
Но и теперь не все потеряно! Есть еще шанс. Маленький, безумный, увлекательный. Он состоит в том, чтобы свести в единый организм три великих славянских государства: Польшу, Литву и Московию.
Обстоятельства благоприятствуют, потому что Сигизмунд женится на Констанции Габсбург, и в Польше это вызывает страх, что «немецкая партия» усилится. Шляхетская оппозиция предлагает Дмитрию корону Речи Посполитой. Он — очень удобный претендент, чтобы «собрать» все три короны: западный русский, знающий и тех и тех. И в Московии, и в Речи Посполитой он приходит к власти способом, приемлемым для этих стран. Возникает, по крайней мере, личная Уния, а там все что угодно может быть.
Но ведь и Сигизмунд не дремлет! Уже однажды попавшиеся на жареном, уже однажды прощенные Шуйские сносятся с Сигизмундом и объясняют ему, что он, Сигизмунд, поставил им какого-то «не такого» царя и что этого «не такого» надо свергнуть. А вот не захочет ли сам Сигизмунд сесть на московский трон или усадить туда сына Владислава?
2 мая в Москву приезжает невеста Дмитрия, легендарная Марина Мнишек, а нею 2 тысячи поляков. По классической версии «прибывшие с ним (Лжедмитрием. — А.Б.) польские авантюристы… вели себя в Москве как в завоеванном городе, позволяли себе всякого рода насилие»[76], что и вызвало «народное восстание».
Трудно сказать, что в поведении поляков было проявлением высокомерия, а что просто отталкивало и пугало москвичей. Вот во время бракосочетания Марины и Дмитрия 68 музыкантов играли им и гостям, а поляки плясали под музыку. В обществе, ориентированном на монашеские идеалы, на «спасение души», на строжайшее соблюдение обрядов, это произвело очень плохое впечатление. А поскольку общество вечных подростков готово было и царя считать совращаемым дитятком, стало очень популярным указывать на тлетворное влияние поляков и вообще всякого «латынства» на царя. Чем и воспользовался Шуйский.