Все было не так, все было не то…
Даже поесть нормально теперь не удавалось: Вадим с крайним презрением относился к обыкновенной посуде. Хоть утро, хоть вечер. Хоть будний день, хоть выходной. Опаздываешь ли на работу, или изнемогаешь от голода и усталости — ему непременно требовалось накрывать стол по всем правилам сервировки, с обязательной крахмальной скатертью и сервизной супницей, которую так тяжело мыть. Не столько даже тяжело, сколько страшно: это мамин сервиз, а Ира теперь, после ее смерти, относилась к маминым вещам очень трепетно.
Зачем ему эта супница? Не проще ли из кастрюльки налить суп в тарелку и разогреть в микроволновке? К чему лишние телодвижения? Супница по размерам никак не вписывалась в микроволновую печь, и потому приходилось всю кастрюлю разогревать на плите, после этого переливать из нее в супницу, где суп или борщ довольно быстро остывали. А после обеда приходилось мыть и кастрюлю, и супницу, не говоря уже о полном наборе опять же сервизных тарелок и мельхиоровых — за неимением серебряных — приборов. Не в девятнадцатом же веке они живут, и не при дворе Екатерины Второй. Не обихаживают их толпы слуг и дворецких — чего корчить из себя аристократов?
Вечерами тоже не все было сладко. Вернее, поначалу Ирине это даже нравилось. Черкасов никогда не ложился в постель, не побрившись и не освежившись туалетной водой. Никогда — голым или в трусах. Только в шелковой пижаме темно-синего цвета, подаренной на свадьбу любящей мамочкой. После этого начиналась любовная игра.
Впрочем, с его любовными игрищами Ирина познакомилась до свадьбы, еще в Анталии. Ее весьма впечатлило то, как нежен был с нею Вадим, как долго ласкал ее тело, готовя непосредственно к таинству единения. Как непохоже это было на их с Сергеем привычный секс! Как долго любил ее Вадим, ласково терзая, десятки раз доводя до исступления…
После свадьбы праздник тела не закончился. Черкасов по-прежнему занимался этим часами. Но теперь Ире почему-то уже не так нравились затянувшиеся прелюдии. То, что изначально выглядело заботой о том, чтобы ей было хорошо, теперь казалось неестественным, 'чересчуристым' — показательными выступлениями: посмотри, какой я заботливый любовник! А на деле, похоже, заботился не столько о любимой, сколько о себе самом: Ире начинало казаться, что так много времени ему необходимо не для того, чтобы довести ее до точки кипения, а чтобы элементарно завестись самому. А что еще думать? За время бесконечной прелюдии она успевала несколько раз вскипеть и остыть. А к моменту, когда Вадим, наконец, приступал к непосредственному слиянию, она так уставала, что больше уже ничего не хотелось, и любвеобильность новоявленного супруга начинала раздражать.