— Я даже сейчас не смогла бы ему признаться в том, что стеснялась его рук. Не смогла бы обидеть, унизить этим стеснением. Мне легче было оставить все, как есть. Измена — это больно, но не так унизительно, как если жена стесняется мужа. Понимаете? Я слишком сильно его люблю… Боялась унизить правдой, а из-за этого он за правду принял ложь.
***
Николай терпел. Эта дрянь издевалась над ним. Мстила ему за его благородство. Он спас ее от позора, женился на падшей женщине, пригрел в доме байстрюка, зачатого от безродного кобеля, увивавшегося за дармовой сукой. И за это она, подлая, мстила ему изо дня в день. Вернее, из ночи в ночь. Но Николай мужественно терпел ее издевки.
Дни он проводил в мечтах, в воспоминаниях незабываемой оргии. Со стороны выглядел хорошим офицером, воспитывающим желторотых мальчишек, впервые надевших шинели, и болтавшихся в них, как карандаши в стаканах. Офицером, отдающим долг Родине, готовым в любой момент защитить собственной грудью отчизну от возможного неприятеля.
То, что творилось у него в душе за наносной серьезностью и положительностью, знал лишь он сам и отчасти Паулина. Его тело денно и нощно требовало любви. Не той, пресной и холодной, бесчувственной, которой каждую ночь вынужденно одаривала его супруга. Он всею душой, всем телом, каждой волосинкой жаждал той распутной любви, которую познал единственный раз в жизни, устыдившись свидетелей своей необузданности.
Он опустился до того, что просил (!) о такой любви жену. Он, офицер, унизился до того, что просил одолжения у шлюхи! Ползал у ее ног, роняя на пол слюни: сделай так, как тогда! что тебе стоит? сделай, как делала другим. дай еще хотя бы раз попробовать это!
И что? Прочувствовав ответственность момента, она дала ему желаемое? Как же, дала. Она-то дала, да не то, чего жаждал Черкасов. В очередной раз 'одарила' супруга ледяным отвратительным сексом, буквально крича каждой своей клеточкой, как он, Николай, противен ей со своими притязаниями.
Порой он готов был убить подлое созданье, отравляющее его жизнь. Удавить подлую шлюху с ее беспородным приблудышем, избавиться от позора одним махом и забыть, забыть эту развратную бабу раз и навсегда.
Иногда даже обдумывал детали предстоящей расправы, решая, как лучше обыграть алиби. Но мысли об убийстве оставались мыслями, так же, как мечты о безудержном сексе оставались мечтами. А ведь он женился на шлюхе не только из любви к красивой картинке под названием 'Паулина Видовская'. Пока еще не познал близости с нею — любил как картинку. Но познав…
Собственно, идея о женитьбе возникла у него именно той памятной ночью. Убит был ее доступностью. Но тем, как художественно отдавалась стае мужиков, она привязала его к себе насмерть. Тогда и понял: этот праздник тела должен принадлежать только ему. И будет принадлежать, чего бы ему это ни стоило. По его расчету, ночные праздники с большим перевесом должны компенсировать неуютные воспоминания о разгульном прошлом Паулины.