Сладкие мысли о мести грели Ларочкину душу, и она с удовольствием потирала руки: подожди, мол, гадюка, я тебе еще устрою, ты у меня еще умоешься горючими слезами, это только начало!
И так радостно было на Ларочкиной душе, так восхитительно пьянило ее чувство победы, что она и сама не замечала, что давно уже думает вслух. Поняла, только когда услышала слабый вздох из-под горы одеял:
— Ох, доченька, разве я тебя такому учила?
Радость молниеносно развеялась, опустив из заоблачных далей в земную обыденность. Грымза старая, сколько же она еще будет отравлять Ларочкину жизнь? Помечтать спокойно, победе маленькой порадоваться — и то никакой возможности.
— Не воняй, дерьму слова не давали. Ты мне еще советы давать будешь. Да если б ты меня учила правильно жить — разве б мне пришлось теперь дерьмо твое разгребать? Скажи, какого хрена я училась на пятерки, зубрила тысячи страниц? Что мне толку с красного диплома, о котором ты так мечтала? Лучше б я не мозгами крутила, а жопой — глядишь, и получше устроилась бы в этой жизни. Это ж тебе мои хахали не нравились — мордой, видите ли, не вышли. Или фамилией. Из-за тебя теперь одна кукую. Ирка вон, не слишком-то в морды да дипломы заглядывала. Теперь и при муже, и при должности. Впрочем, муж уже в прошлом…
— Лариса Трегубович, как ты можешь?! Ирочка же такая славная девочка…
— Нашла славную девочку, дура старая! Это я у тебя славная, забыла? А как, ты думаешь, эта славная девочка таких высот добилась? Она же училась на одни тройки, она же дура набитая! Как еще дуру могут взять на такую должность? В то время, когда я науки наизусть заучивала, эта сучка из чужих постелей не вылезала. Вот и доскакалась на простынях до должности заместителя генерального! А я, пай-девочка, у нее в секретарях прозябаю. И это с моим-то красным дипломом! Так кто из нас двоих славная девочка? Я вот тебя, калеку, пару дней забуду покормить, да жопу твою обосранную помыть — тут же вспомнишь, что это дочь твоя хорошая, а не та сука!
Софья Исааковна тяжко вздохнула и зарылась поглубже в одеяла. И правильно: не в ее положении спорить с единственной кормилицей.
— То-то, — осклабилась дочь. — Ничё, мать, потерпи чуток. Ты еще на моей свадьбе отпляшешь. Ты еще Серегу сыночком назовешь. Скоро приведу тебе зятя.
***
Николай нашел панацею от фригидности супруги.
Однако не злоупотреблял — ни-ни. К этому лекарству старался прибегать как можно реже, когда уже совсем невмоготу было.
Не то чтобы берег Паулину, чтоб на дольше хватило. Просто…
С одной стороны — да, кайфом она его редкостным одаривала. За такое все на свете простить можно.