Женя перестала себя уважать. Совсем. Не за то, что выполнила просьбу Городинского — об этом она старалась думать поменьше. За то, что позволила ему эту просьбу высказать. За то, что вообще позволила ему войти в свою жизнь. За то, что не распознала его гнилой сущности сразу, по глазам. По этой ласковой ухмылке. По глянцевому постеру, провисевшему в ее комнате долгих пять лет. Теперь на этом месте выделялось ярким прямоугольником пятно, как память о ее бесконечной глупости, ведь по какой-то странной причине буквально физически не могла заставить себя повесить на стену календарь. Это было бы равноценно тому, чтобы на лицо реальному Городинскому надеть плотную черную паранджу.
Господи, как же так?! Женя ведь пусть пока еще не слишком плотно, пусть пока еще не семимильными шагами, но уже потихоньку подбиралась к порогу тридцатилетия, а она все еще такая глупая?! Как будто застыла на пороге шестнадцатилетия. Ну, положим, шестнадцатилетней девчушке было бы простительно без ума влюбиться в картинку, в образ, в кумира. Ну, пусть в двадцать. Но в двадцать два?! В двадцать три? В двадцать шесть?! Да еще пронести в себе эту любовь через всю жизнь? Или хотя бы через пять лет жизни?! Это уже не глупость. Это уже диагноз.
Ах, как права была Лариска! Почему, ну почему Женька не послушалась ее, когда та настаивала на визите к психиатру? Или к психологу — какая разница? Почему не пошла?! Ведь и в самом деле нуждалась в помощи профессионала! Застряла в своей проблеме, как в болоте, и лишь усугубляла ее день ото дня. Обжегшись один раз, избрала себе лекарство в виде нарисованного красивого мальчика! Вместо лекарства принимала пять лет кряду яд, ошибочно прописанный самой собою!
Как Женя могла не замечать ущербности Городинского? Только в силу собственной ущербности. Значит, она такая же, как он. Он — слабохарактерный дурак, возомнивший себя пупом земли. Она — бесхребетная дура, позволившая ничтожеству влезть в ее душу. И не только влезть, но и хозяйничать там безраздельно целых пять лет. Пять драгоценных лет! И это тогда, когда лучшие годы жизни уходят. Когда нужно устраивать свою судьбу, рожать детей. Когда нужно любить по-настоящему! А она вместо того, чтобы искать свою судьбу, искать настоящего мужчину, настоящую любовь, культивировала в себе любовь к суррогату. К яркому, эффектному, сладкоголосому, но от этого не менее дешевому суррогату. Из-за яркого фантика, не имеющего ровным счетом никакой ценности, света белого вокруг себя не замечала. Взгляд скользил вокруг, ни на чем и ни на ком не задерживаясь. А что, если вот точно так же она скользнула взглядом по тому единственному и неповторимому, назначенному ей судьбою? И больше никогда, ни единого разочка, их дороги уже не пересекутся? И она уже никогда не будет счастлива, потому что упустила свой шанс, упустила удачу, упустила судьбу?! А вдруг тот единственный и неповторимый — Антон, а Женька, погрязшая в суррогатной любви к пустому фантику, оттолкнула его от себя, и тем самым обрекла на одиночество не только себя саму, но и Антона?