Друзья и семья махнули рукой на эти речи. Недоделок у него хватит на целую жизнь. Он недавно зачастил в акушерскую клинику, водил туда помощников, размышлял, волновался, и кончилось тем, что он разработал систему лечения грудницы. Новокаиновый блок избавлял матерей от тяжелых страданий и уродующей грудь операции. В начальных стадиях болезни блокада и повязка обрывали нагноение и прекращали грудницу в несколько дней. В тех случаях, когда операция была уже сделана, новое средство вдвое быстрее приносило выздоровление.
«Недоделки» нашлись и в операционной родильниц. Явилась возможность отвести угрозу ножа, когда сокращенная спазмами матка препятствовала выходу ребенка на свет. Новокаиновый блок, который устранял непроходимость кишечника, спазмы сосудов и атонию желудка, менял тонус матки. Роды происходили без осложнений, легко.
Напряженная и трудная жизнь!
– Я почти не читал занимательных книг, – сознается Вишневский, – хирургия не оставляла мне времени. О, до чего она жадная! У меня не оставалось свободной минуты. Мне делалось не по себе, когда со мной заговаривали о литературной новинке или о новом произведении искусства. Я с отчаянием набрасывался читать что попало, торопился наверстать потерянное время, но хирургия очень быстро меня отрезвляла и возвращала на место. Вот почему я всю жизнь тянулся к людям искусства и литературы, жаждал узнать, услышать от них то, чему сам не успел научиться.
Так трудна прошедшая жизнь, что он не соглашается дать сыну образование врача. Он просит друзей отговорить молодого человека от карьеры хирурга. Предприятие не имело успеха: и сын его и дочь стали врачами.
Годы труда, тревог и опасений вытравили из его сердца былые увлечения, лишили жизнь прикрас.
– В углу тут стоит мое ружье, – грустно замечает ученый, – оно не заржавеет, я чищу его. Я знаю, что уже не воспользуюсь им, но мне кажется иногда, что я как-нибудь оставлю на день больницу и схожу на охоту…
Есть ученые, способные отдать свою жизнь науке. Их именами мы справедливо гордимся. Но есть люди, способные на большее: отдать все свои радости, все то, чем мы живем, во имя и для блага человека.
* * *
События перенесли методику лечения Вишневского далеко за пределы Москвы – туда, где раны не наносятся стерильным ножом людьми в марлевых масках, где каждая ссадина кишит болезнетворными микробами, опасностью, которая несет в себе скорбные последствия.
Решение отправить бригаду в Халхин-Гол ученый принял на съезде хирургов. То, что он узнал из докладов, подсказало ему, что ни дня больше медлить нельзя. Кто мог подумать, что найдутся врачи, способные пренебречь новокаином! При лечении раненных в бою у Хасана анестезия почти не применялась. Каких только предлогов не приводили хирурги против нее! «Травмированный красноармеец, – твердили они, – не выносит уколов; ползучий инфильтрат усложняет операцию, удлиняет ее, приближая угрозу травматического шока. Местная анестезия, – не сдавались они, – ранит психику красноармейца, полное обезболивание не наступает, и раненый страдает вдвойне…» Сторонники наркоза спешили отметить, что они предрекали это давно. Теперь все убедились, что теория Вишневского – ничем не обоснованный миф.