Фрейман. Вы упомянули о каких-то картинах Богоявленского. Он был коллекционером?
Азанчевский-Азанчеев. Николай Алексеевич был большим ценителем изящных искусств. В его собрании были полотна великих мастеров, старинные иконы…
Фрейман. Ив конце двадцатого года он высказывал беспокойство за их судьбу?
Азанчевский-Азанчеев. Так он мне, по крайней мере, говорил.
Фрейман. Следовательно, он был уверен, что их не национализировали?
Азанчевский-Азанчеев. Да. Вскоре после Февральской революции он перевез наиболее ценные картины в Москву.
Фрейман. Вы их видели в магазине Богоявленского в Москве?
Азанчевский-Азанчеев. Нет. Они хранились где-то под Москвой.
Фрейман. Где именно?
Азанчевский-Азанчеев. Не знаю. Николай Фрейман. Почему он не хотел держать их у себя?
Азанчевский-Азанчеев. Затрудняюсь вам ответить. Видимо, опасался каких-либо неожиданностей. Должен сказать, что в Москве он произвел на меня несколько странное впечатление. Он стал каким-то недоверчивым, подозрительным, издерганным… Когда мы беседовали с ним в его кабинете, он несколько раз на цыпочках подходил к двери и внезапно ее распахивал. Сейчас мне кажется, что он предчувствовал свою скорую смерть…
Фрейман. Может быть, для этого предчувствия у него были какие-то основания?
Азанчевский-Азанчеев. Не знаю. Но он мне говорил, что доверяет только одному человеку — своему приказчику.
Фрейман. Вы знали о том, что у Богоявленского бывает Лохтина?
Азанчевский-Азанчеев. Конечно, Николай Алексеевич говорил мне, что она в Москве и он ее материально поддерживает.
Фрейман. С кем кроме Лохтиной Богоявленский встречался в Москве?
Азанчевский-Азанчеев. Не могу сказать. У меня лично создалось впечатление, что он избегает людей. Последнее время он переживал душевный кризис. Богоявленский был одним из тех, кто должен обязательно во что-то верить, а в монархию он больше верить не мог. Монархические идеалы были для него растоптаны в Тобольске, Екатеринбурге, Одессе и Севастополе. Он отплыл от одного берега и не пристал к другому. Мне когда-то пришлось испытать то же самое. Я слишком хорошо представляю себе это состояние…»
Так выглядел допрос Азанчевского-Азанчеева, который вместе с показаниями Лохтиной, приказчика убитого и дневником Богоявленского лег в основу версии, выдвинутой Фрейманом по делу об убийстве в полосе отчуждения железной дороги. На следующий день Фрейман докладывал свои соображения по этому делу Медведеву и представителю ГПУ Никольскому.
XVIII
Следователей принято называть людьми фактов. Это заблуждение. Конечно, следователь имеет дело с фактами, но он не может ими ограничиться. Он не только разыскивает, собирает и группирует улики, но и фантазирует. Без воображения нет следователя.