Сразу, когда приехали, я точно сломилась. В поезде было холодно, взятой еды не хватило на дорогу, а достать ничего нельзя. Только кипяток на станциях, за которым Лина Борисовна бегала, а я помирала от страха, что она отстанет. Первые дни в Белорецке, пока нам не дали комнату, тоже было плохо. Жили в бараке, где не было печек. Но теперь все хорошо, и ты не беспокойся. Думаю о тебе все время: и как утром встану, и весь день, и как спать лягу, и во сне тебя вижу, а все почему-то маленьким, как ты в школу ходил, как мне надо было тебя будить, а ты чуть не плачешь, не хочешь вставать. Большая моя тревога — куда тебя служба бросит? Береги себя, Виталенька. Помни обо мне, когда и сам себя забываешь. Лина Борисовна меня успокаивает, говорит, ваша служба не на фронте, не в окопах. Но война ведь, и от нее тебе не уйти, ведь правда? Но ты не подумай плохо. Я понимаю, когда такое вокруг несчастье, война, мужчине надо быть мужчиной, и просить у судьбы для тебя особого блага стыдно перед всеми людьми. Я же тут вижу, как несут этот крест все люди, и такие матери с тревогой, как я, в каждом доме. У нашей хозяйки двое сыновей и муж ушли на фронт. И она от них слова не имеет и не знает даже, куда им написать. Так что я еще счастливая. Но береги себя, Виталик, не забывай поесть. Знаю я тебя, обо всем забываешь. Дома у нас оставила полный ералаш. На сборы мне дали два часа. Я все перерыла, выложила, не знала, что с собой брать. Так все там и осталось. Прибери кое-как, ключ возьми на службе. И пришли мне кофточку мою шерстяную вязаную, коричневого цвета. Это можно по почте. Больше писать особенно нечего.
Люся приходила ко мне за неделю перед моим отъездом, сказала, что идет на какие-то курсы связисток, но я так и не поняла, на войну это или как. Просила передать тебе привет. А была она такси, как первый раз...
Обнимаю, целую тебя крепко, сынуля, мой дорогой и единственный.
Твоя мама».
Виталий начал читать письмо за завтраком и, когда кончил, есть уже не мог — в горло не шло. Только чаю выпил. Белорецк... Белорецк... Что это такое? Хоть на карте надо посмотреть, куда забросило мамулю! А потом стал думать: «Какой же золотой дядька этот Иван Николаевич! Что я ему?..»
Личная жизнь Урванцева сложилась не очень-то ладно. Более десяти лет он в качестве советского разведчика находился за границей. Уехал туда через год после свадьбы и через месяц после рождения сына. И только когда вернулся, узнал, что его Митька умер от дифтерита еще в четырехлетнем возрасте. Больше детей не было. И сейчас он не раз, глядя на Самарина, думал о том, что его Митька был бы теперь вот таким же парнем.