— Так бы и сказал сразу, что из органов! Прошу к аппарату!
Тихий, сумрачный кабинет. Стеллажи с книгами. На стене большой портрет маслом. На портрете — в полный рост Генерал. Парадная форма. Ордена и медали. Под сапогами поверженные стяги рейхстага.
Алексей сидит за дубовым, массивным столом; задумчив и Грустен. Переводит взгляд на край стола: там, в рамке, стоит фотография Деда. Дед в широкой крестьянской рубахе навыпуск; щурится от летнего солнца, улыбается в пышные пшеничные усы. В руках Деда — острогранная коса.
Условный стук в дверь. Плахов открывает — на пороге Альберто, обаятельный, в меру нахальный.
— Вызывали, гражданин начальник?
— Не светился, лекарь?
— Обижаешь. Как приказывали… Шел, как подводная лодка в Антарктиде, — обиделся Альберто. — Где наш труп?
— На месте. Проходи сюда…
Врач подходит к покойной, берет за руку, потом оттягивает веки.
— М-да, часиков восемь как… Ты получил, кстати, удовольствие от нашего хора?
— За такое пение убивать надо сразу.
— Ляпина, пожалуйста, первого. — И другим тоном: — Кто такая?
— Моя мачеха.
— А где твой старик?
— Там же, где и она. Неделю назад. Пока я там… в свободном полете…
— Прости, мы не знали — покачал головой Альберто. Наклонился над столиком, где теснились лекарства; взял упаковку в импортном исполнении. — Модное лекарство… Укрепляет сердечную мышцу. Но передозировка опасна. У нас были случаи… Кажется, три смертельных исхода…
— Ты думаешь, она сама? — сомневался Алексей.
— Ничего не думаю. Ты меня знаешь: пока человека, как консервную банку… Кряк-кряк… вжиг-вжиг…
— Вчера вечером я с ней говорил. Она плакала. Договорились, что я приеду… И самое главное: к ней поздно вечером приходила медсестра. Это я от соседа узнал… Сто лет старичку, а партизанит, как Марат Казей… Ну, давай о деле…
— А какое дело? В морг ко мне… Через два часа, пожалуйста… Все будет как на весах… Если желаешь, эксгумируем батю… Правда, процедура… Но картина будет полная… ясная.
— Ничего не получится, Альберто.
— Почему?
— Сожгли батю. Кремировали. Остался дым и общий пепел.
— Да? — удивился врач. — Как говорят наши дети: «Кто за Родину горой, тот истинный герой. Но мертвый герой лучше, чем живой». Никаких проблем!
Машина Плахова стартовала, и тотчас же за ней — черное авто. Сидящие в нем люди вели активные радиопереговоры:
— Я «седьмой». «Плаха» есть. Веду. Прием.
— Я «третий». Он один?
— Да, один как перст.
— Продолжайте наблюдение. И помните, что за зверя ведете.
— Есть помнить!
У памятника Поэту порхали птицы мира, смеялись дети, сплетничали, читали газеты, ели мороженое, пели под гитару. Здесь же прогуливалась девушка. Изредка поглядывала на огромную луковицу уличных часов. Наконец, распугивая голубей, бросилась к машине, что притормозила у бордюра.