Есуй зарделась. Она поняла, что ее привезли не на позорную смерть. Гордо подняв прекрасную голову, девушка, как была босиком, шагнула на белый ханский войлок и опустилась по правую руку от хана всех монголов.
— Женщины татар, наверное, рождены от другого корня, — сказал он, улыбаясь, и отрезав кусочек баранины, вложил его в рот Есуй. — Их мужчины храбры, но злобны и коварны. Женщины же умны и покладисты. Это хорошо! Эй, люди, наливайте арху в чаши! Хвала Вечному Синему небу, сегодня у вашего Чингисхана славный день!
Ответом ему был боевой клич монголов, исторгшийся из глоток тысяч нукеров:
— Хурра!!
Пиршество шло своим чередом. Запах жареного мяса плыл над степью, смешиваясь с горьковатым ароматом полыни. Звенели бубенцы на ногах танцовщиц, глухо выли в руках музыкантов моринхуры, дробно стучали барабаны. Упившихся до беспамятства нукеров оттаскивали подальше от костров — чтобы не обгорели во сне. Повсюду слышались смех, веселые песни, здравицы жениху и благодарения Вечному Синему небу.
Чингисхан, сидя между двух новых жен, по очереди кормил их из своих рук, тем самым оказывая девушкам высшую честь — быть удостоенными внимания царя царей. Близилась полночь. Белый Кречет поднимался в ночной зенит. Подходил срок, когда жених должен был уединиться с невестой в свадебной юрте.
Уже собираясь вставать, Чингисхан вдруг заметил смятение и испуг на лице Есуй.
— Что опечалило тебя, о звездочка в ночи моей любви? — спросил он.
Девушка ответила не сразу.
— Мне показалась, повелитель… Мне показалось, что среди твоих воинов бродит мой муж…
— Боорчу! — взревел Чингисхан, вскакивая на ноги. — Найти! Привести ко мне!
Первый нукер, пьяновато покачиваясь, растеряно обвел рукой с зажатым в ней куском жареной оленины множество костров и людей.
— Как, друг Темуджин? На это уйдет несколько дней!
Есуган, все это время сидевшая молчком, нагнулась к Чингисхану и произнесла, поглядывая на бледную Есуй:
— Надо просто приказать всем твоим воинам, о повелитель, разделиться по племенам и родам. Кто останется в одиночестве — тот и будет нарушителем спокойствия сестры.
— Она умна, сын мой, — сердито пробурчала Оэлун, сидевшая ниже Есуган. — Но ум ее зол. Не знаю, какой она будет тебе женой, а вот советник-сечен из этой татарки выйдет хороший.
— Клянусь священным белым песком, я трижды счастлив сегодня! — провозгласил Чингисхан. — Мои враги мертвы, я приобрел двух красавиц-жен и умную голову в придачу. Боорчу! Ты слышал, что сказала Есуган-хатун?
Оэлун, отставив чашку с кумысом, сказала негромко, но так, чтобы сын услышал ее: