Боорчу рассмеялся, решительно смешал кости:
— Все, друг Субудей, ты выиграл!
Чингисхан вытащил из колчана одного из стражников стрелу, вертикально воткнул ее в землю, прищурившись, посмотрел на солнце и сказал:
— Поднимайте людей, в полдень мы выступаем. Нужно повидаться с моим названным отцом, кераитским Ван-ханом. Но в эти гости лучше всего ехать с десятью туменами воинов.
Боорчу снова засмеялся, ударил ладонью по рукояти меча и пошел по становищу, зычными криками и пинками поднимая спящих.
…Когда тень от воткнутой в землю стрелы исчезла, войско Чингисхана было готово к новому походу. Повозки и телеги с разобранными юртами уже тронулись в путь и поднятая множеством колес и копыт пыль заволокла половину неба.
Нукеры ждали своего повелителя в седлах. Ровными рядами выстроились они поперек широкой долины реки Улджи. Чингисхан без спешки уселся в седло вороного коня по имени Нейман, заменившего убитого Джебельгу. Шаман Мунлик, седой старец с растрепанными волосами, звеня оберегами, подъехал к нему и вполголоса сказал:
— Темуджин, твой отец перед походом всегда разговаривал с воинами, ободряя их и вселяя храбрость в сердца. Последуй же его примеру.
Чингисхан одарил шамана недовольным взглядом — в последнее время Мунлик стал раздражать его своими нравоучениями и советами. Однако каган сдержал гнев. Привстав в седле, он сунул руку за пазуху, огладил висевшую на перевязи фигурку волка и весело прокричал:
— Величайшее наслаждение и удовольствие для мужа состоят в том, чтобы подавить возмутившегося и победить врага! Вырвать его с корнем и захватить все, что тот имеет! Заставить его замужних женщин рыдать и обливаться слезами! Сесть на его хорошего хода с гладкими крупами коней! Превратить животы его прекрасноликих супруг в ночное платье для сна и подстилку, смотреть на их розоцветные ланиты и целовать их, а их сладкие губы цвета грудной ягоды сосать![18]
Монголы захохотали, высоко подняв копья в знак одобрения. Шаман недовольно прошипел что-то, но Чингисхан не обернулся. Вытянув Неймана плетью, он пустил коня рысью. Войско двинулось следом и воины, покачиваясь в седлах, продолжали смеяться, пересказывая друг другу слова великого кагана…
— Ну, давай, братан, колись — где был, че было… — Витёк откидывается на подушки, присасывается к мундштуку кальяна. Похоже, он не заметил, что я некоторое время находился очень далеко.
Залпом проглатываю полстакана виски, закуриваю, собираюсь с мыслями. Как я не оттягивал эту минуту, все равно она наступила. Понятное дело, все рассказывать нельзя. Точнее, Витьку Галимову я бы мог поведать многое. Авторитету Галимому — нет.