Я двигалась еще медленнее, чем он, стараясь не допустить ни одного неожиданного жеста. Я нежно тронула рукой по его щеку, бережно погладила кончиками пальцев веко и лиловую впадину под глазом. Я обвела контуры его великолепного носа и затем, очень осторожно, его безупречные губы. Они раскрылись под моей рукой, и я почувствовала, как холодное дыхание коснулось моих пальцев. Мне захотелось наклониться вперед, чтобы вдохнуть его запах. Но я уронила руку и отстранилась, чтобы не заходить слишком далеко.
Он открыл глаза — в них был голод. Не тот, что вызвал бы у меня страх, а тот, что заставил сжаться мускулы где-то в области солнечного сплетения и бешено погнал кровь по венам.
— Я хотел бы, — прошептал он, — Хотел бы, чтобы ты смогла ощутить всю сложность… и запутанность моих чувств. Чтобы ты смогла меня понять.
Он поднял руку и коснулся моих волос, потом осторожно провел ею по лицу.
— Объясни мне, — выдохнула я.
— Не думаю, что смогу. Я говорил тебе, что, с одной стороны, голод — жажда — это то, что я, жалкое создание, чувствую рядом с тобой. Думаю, до некоторой степени ты можешь себе это представить. Хотя, — он почти улыбнулся, — раз ты не питаешь пагубного пристрастия к запрещенным веществам, вряд ли можешь сопереживать в полной мере.
— Но, — тут его пальцы легонько прикоснулись к моим губам, и я задрожала. — Есть и другой голод, другая жажда. Желания, которых я не понимаю, которые чужды мне.
— Это мне яснее, чем ты думаешь.
— Я не привык чувствовать себя настолько человеком. Это всегда так?
— Для меня? — я помедлила. — Нет, никогда. Никогда еще так не было.
Он взял мои руки в свои. Я знала, какая железная сила таится в его руках, и мои собственные показались мне такими слабыми.
— Я не знаю, как стать тебе ближе, — признался он. — Не знаю, смогу ли.
Я наклонилась вперед очень медленно, предупреждая его взглядом, и прижалась щекой к его каменной груди. Я слышала только его дыхание и больше ничего.
— Этого достаточно, — вздохнула я, закрывая глаза.
Очень человеческим жестом он обнял меня обеими руками и прижался лицом к моим волосам.
— У тебя получается лучше, чем ты думаешь, — отметила я.
— У меня есть человеческие инстинкты — может быть, они зарыты где-то глубоко, но они остались.
Мы сидели так еще какое-то время — невозможно было понять, насколько долго. Мне не хотелось двигаться — интересно, ему тоже? Но я заметила, что дневной свет померк, а тени деревьев почти доползли до нас, и вздохнула.
— Тебе пора.
— Я думала, ты не можешь читать мои мысли.
— Это становится все легче, — я услышала его улыбку.