Трудно было представить себе что-нибудь глупее, чем размышления о Валексе, поэтому я сосредоточилась на списке ядов. Я разгладила список, надеясь, что чернила не расплылись, от прикосновения моих потных рук. К счастью, текст не пострадал, и я принялась за его изучение.
Я так увлеклась, что едва заметила, когда вошла врач, чтобы проверить мою руку. Вероятно, она же забрала поднос, потому что он исчез с моих коленей. Я настолько отключилась от происходящего вокруг, что чуть не подпрыгнула, когда перед моим носом возникла тарелка с печеньем.
Державшая ее ладонь принадлежала жизнерадостно улыбавшемуся Ранду.
– Смотри, что мне удалось пронести мимо медицинской мамы. Ешь скорей, пока она не вернулась.
От еще не остывшего печенья исходил запах корицы. Подтаявшая глазурь стекала сбоку, так что стоило мне взять лакомство в руки, как мои пальцы тут же к нему прилипли. Я поднесла печенье к глазам и принялась рассматривать, вдыхая его аромат и пытаясь различить в нем инородные примеси. Откусив маленький кусочек, почувствовала вкус корицы, которой были пропитаны многочисленные слои теста.
– О Господи, Элена, ты что, считаешь, я отравил его? – Лицо у Ранда исказилось, словно его пронзила острая боль.
Именно так я и думала, но сказать об этом Ранду не могла, потому что это оскорбило бы его. Цель его прихода была мне неясна. Он производил впечатление милого и добродушного человека, но вполне возможно, просто хотел отомстить за своего друга Оскова, который был дегустатором до меня. С другой стороны, он мог оказаться и союзником. Кого было лучше иметь рядом? Повара Ранда, чьи блюда я буду есть каждый день, или убийцу Валекса, который с отвратительной регулярностью подсыпал мне отраву?
– Профессиональная привычка, – увернулась я.
Он обиженно закряхтел, и я напоказ откусила большой кусок.
– Потрясающе, – промолвила я, желая ему польстить.
– Правда? – Лицо у Ранда смягчилось. – Мое последнее изобретение. Берешь длинную полоску теста, посыпаешь ее корицей, скатываешь в шарик, засовываешь в печь, а потом покрываешь глазурью. Не знаю только, как это назвать. Коричным печеньем? Шариками? Рулетиками? – Ранд перестал топтаться на месте и сел, предварительно поерзав, чтобы поудобнее устроить свою негнущуюся левую ногу.
– Только не говори медицинской маме, что я приносил тебе это, – продолжил Ранд, когда я доела печенье. – Она считает, что ее больные должны питаться одной овсяной кашей. Говорит, что жидкая овсянка способствует выздоровлению. Еще бы! – Он поднял руки, и я увидела шрамы от ожогов на его запястьях. – Вкус у нее настолько отвратительный, что любой выздоровеет, лишь бы получить приличную пищу.