Когда Поршень вошел в свинарник, то там мгновенно стало тихо. Прапорщик прошелся по клеткам — хрюшки не лежали, сыто прикрыв глаза, а стояли, прижавшись к стенке. Но молчали. И старший прапорщик вышел на улицу, довольный результатами инспекции.
Часть 3-я, заключительная
Солдаты из подсобного давно знали, что Поршень определяет удовлетворительность их работы по визгу поросят. Точнее — его отсутствию. И все процедуры по уходу за животными начинались одинаково: солдаты раскатывали пожарный шланг, включали насос и окатывали свиней ледяной водой. И вот тут-то начинался истошный, леденящий душу визг. Менее чувствительные натуры могли бы разрыв сердца получить от жутких воплей. Впрочем, на здоровье свиней это вредно не сказывалось, те только чище становились. И закаленнее. Но я бы свою домашнюю хрюшку пожалел таким образом закалять.
И со временем, как только открывалась дверь в свинарник, хрюшки испуганно замолкали, с ужасом ожидая водяной экзекуции: «Только бы не нас, только бы не заглянул в нашу клетку, мимо прошел!»
Зима 1980 года. Северная Карелия, гарнизон Верхняя Хуаппа, 909-й военно-строительный отряд
— Скутин!
От неожиданности я вздрогнул и громко крикнул:
— Я!
И чего это вдруг? Ведь до моей фамилии в книге вечерней поверки еще полсписка. Сейчас прицепится, козел.
— Скутин, — негромко повторил старшина Вознюк.
И, поскрипывая хромовыми сапогами, не спеша подошел ко мне по проходу меж двухъярусных коек, в котором выстроилась рота. Остановился напротив и оценивающе взглянул на меня. Так и есть — на сегодня он меня выбрал своей жертвой.
Гондон наш старшина был. Его земляки, солдаты из Украины, обещали чокеровать его на гражданке, если он приедет туда в отпуск. Солдатская служба вообще тяжела, где бы она ни была. Служба в глухом таежном гарнизоне на лесоповале — тем более. Но старшина проявил массу изобретательности и фантазии, чтобы сделать ее совсем невыносимой. К нам его перевели из строевой части, из «учебки». И все прелести армейского долбодятелства мы узнали на своей шкуре. Отбой-подъем за сорок пять секунд по десять раз подряд, причем ежедневно. Хождение в столовую в одних хэбэшках в сорокаградусный мороз, да еще с песней. А если плохо спели — то вместо столовой еще пару раз по стадиону и с песней. Обед за десять минут, ужин-завтрак — за пять, когда торопливо, обжигаясь и давясь, пытаешься проглотить свой скудный паек. Но, не успев все намять, слышишь отрывистую команду: «Рота — встать! Закончить прием пищи!» Выравнивание табуреток, одеял и подушек по ниточке, выравнивание и укладывание снега возле казармы кубиками высотой ровно один метр (проверялось деревянным метром). Нормальная армейская муштра, в общем, да только сверх всякой меры, да еще никому не нужная в стройбате! От нас, военных строителей, требуется только одно — план, а остальное до лампочки. И все стройбаты так жили.