Мы виделись, как я сказал, почти ежедневно, но наши встречи редко продолжались дольше нескольких минут. Эти минуты, украденные там, где мне назначалось слушать исповеди, должны были удовлетворить наши изголодавшиеся глаза и уста. Слова стали единственными посланниками тела и души. Мы не могли себе позволить ни прикосновения, ни улыбки, ни сколь-нибудь заметного телесного движения. Действие было запрещено. Только ритм нашего дыхания изменялся, и часто в моих ушах стоял стук моего сердца, его тяжелые удары. Можете ли вы уловить жизнь этих минут: сдержанность речи, груз, возложенный на силу взгляда? Так учишься подниматься над плотью. Начинаешь жить одним только чувством. Зрение превращается в искусство любви. Открываешь новый язык простых движений лица, глаз и губ, изменения формы рта при произнесении слов, блеска зубов. Желание превращается в удивление, а затем в своего рода удовольствие. Все сверх этого – что-либо физическое – опасно. И так рождается новая алхимия. Ты начинаешь любить то немногое, что имеешь, с такой силой, что самые жалкие гроши превращаются в несметное богатство. Эти волнительные встречи между будто бы кающейся и исповедником освещали каждый мой день, и я мог с радостью исполнять свои ежедневные обязанности. Даже ноша ответственности за Третий Город стала как будто бы легче.
Безусловно, вы не захотите никаких отчетов о тех немногих случаях, когда мы были вместе как единая плоть и единая душа. Единая плоть, как муж и жена? Да, говорю я, ибо мы принесли эту клятву, невзирая на мое положение, настолько, насколько это допустимо в глазах Бога. Мы с вами знаем, что женитьба была обычным делом среди священников в ранней Церкви и что в настоящее время могут быть сделаны некоторые исключения, дающие священнику право отказаться от своих обетов и оставить свои религиозные обязанности. В худших случаях священники уходят, они исчезают, и Церковь хранит мудрое спасительное молчание. Вместе как одна душа? Фигура речи, ведь каждый мужчина и женщина должны отвечать за душу, данную им. Нельзя отрешиться от собственной личности. И все же когда мы были одной плотью, я и она настолько соединялись в духе, в мыслях и чувствах, что мы верили, что становимся одним человеком, которого нельзя разделить. Я готов поверить, что был безумен в подобных притязаниях и подобном чувстве. Но переход от разума к вере тоже безумен: он есть прыжок над пропастью.
Поскольку я ищу у вас отпущения грехов и благословения, я должен чувствовать раскаяние за грехи, содеянные с мадонной Икс. Исповедавшись в своих делах, я говорю, что, поскольку нарушил законы Божий, мой удел – искреннее раскаяние и исправление. Я бы не стал жить в мире, где божественный закон нарушается свободно. Это не мир, но темный лес и логово воров, для племени Каина и грубых бесчувственных животных. Однако там, где я нарушал законы человеческие, совершая то, что считаю правильным, не требуется сокрушения, и я не собираюсь его изображать. Мой обет целомудрия…