Я расположился в монастыре Сан-Доменико-ди-Кастелло и стал готовиться к длительному отъезду, предписанному моими духовными руководителями. Я познакомился лишь с двумя соратниками моего доминиканского наставника, венецианским дворянином и врачом из нижнего города. Три дня мы истово разговаривали о Третьем Городе и моей предстоящей миссии в пустыне и в Иерусалиме. Поскольку они оба побывали в Святой Земле, мы обсудили и ожидавшие меня опасности: обжигающие песок, камень и солнце, черствый хлеб и бобовые пасты, изнуряющие болезни и нападения бандитов, а также тяжелые испытания веры. Они составили мне компанию и показали нижний город. Тусклый свет и редкие солнечные лучи, едва пробивавшиеся сквозь верхний ярус, привели меня в ужас. Мои новые друзья привели меня на угрюмую пьяцетту и показали колья, вбитые в невысокую платформу: место расправы с государственными изменниками. Но у нас было мало времени, мне надлежало спешить. Я ехал в Иерусалим инкогнито, не как священник, поэтому – да простит меня за это Бог – мне чисто выбрили голову, а следующие два дня я почти полностью потратил на покупку одежды, белья, головных уборов, обуви, лекарств, посуды и матраса. Я должен был выйти в море на двухпалубном судне «Контарина». Третий Город покрывал все расходы; кроме того, я получил кошелек с венецианскими дукатами и рекомендательные письма в Иерусалим и Дамаск.
Настал день моего отъезда. Около ста семидесяти паломников поднялись на борт галеры, среди них тридцать женщин и двое отшельников с осунувшимися лицами. Большинство путешественников прибыли из Германии, Франции и Италии. Женщины были закутаны с головы до ног, включая большую часть лица, как девушки из верхней Венеции. Итальянцы были в основном ростовщики и купцы, некоторые из них очень боялись за свою душу. В то самое мгновение, когда мы пустились в плавание – это было в начале августа, – на меня снизошел покой, какого я раньше не знал, и это чувство сохранялось в течение нескольких недель, даже когда судно жестоко качало и мои товарищи молились и плакали, думая, что пришел их последний час. Иногда присоединялся к общей молитве, но исключительно как светское лицо. Путешествие до Александрии заняло двадцать четыре дня, и мы лишь однажды пристали к одному из греческих островов.
Я пропускаю описание Александрии и Каира, последний из которых, как и Дамаск, превосходит по размерам даже самые крупные города нашей страны. Но, как и в Италии, бедняки здесь обитают в ульях зловонной грязи и нищеты. Однако мне не следует отклоняться от цели своей исповеди.