Похоже, чистый морской воздух не уберегал старца от приступов стенокардии.
Добравшись до цели, он достал блокнот, перелистал и жутковатым загробным голосом огласил соответствующее заклинание.
— Вот сколько раз уже замечал — не любят наши старшие товарищи английского языка! — послушав мистический прононс, заметил Веник. — Не доверяют и правильно, кстати говоря, делают.
В ответ что-то лязгнуло, стальные клыки запоров вышли из глубоких пазов, и огромная водонепроницаемая дверь медленно поехала вбок.
Окинув Липского победоносным взглядом, куратор решительно шагнул внутрь.
— Помнишь, я тебе говорил про Тредиаковского? — вдруг удержал меня маркиз.
— То есть?! Нет, не помню, а что?
— Ничего. Не было такого человека!
— Зачем же ты про него говорил?
— А я знаю?! — искренне удивился он.
Тут амазонки начали ненавязчиво теснить нас к проходу, и я предпочел прервать разговор, подумав, однако, что, с точки зрения безопасности, им следовало бы своровать каких-нибудь других микробиологов.
Не были мы идеальными кандидатурами для похищения, что греха таить, но подумал я об этом не с гордостью, а между прочим: просто констатировал факт. Точно как Веник про Тредиаковского.
Внутри оказалась небольшая, скудно обставленная комнатка с откидным столиком, двумя креслами и узкой больничной койкой в углу. Она не выглядела обжитой — вероятно предназначалась для дежурств.
Охрана расположилась в креслах, а мы вошли в следующую дверь и очутились в заставленном компьютерной техникой кабинете. Свет здесь вспыхнул автоматически, и в дальнем конце обнаружилось громоздкое сооружение, похожее на гинекологическое кресло с летным гермошлемом в изголовье.
Федор Федорович сверился с записями и указал рукой на уродливое сидение:
— Садитесь кто-нибудь, господа ученые.
Следуя зову души, Веник перекрестился и взошел на стальную платформу — по выражению лица можно было понять, что мнит он себя вторым Спасителем.
Как только мессия улегся, вложив руки в специальные углубления в подлокотниках, раздалось слабое жужжание и выгнутое наружу аспидное забрало начало наезжать на гадливо улыбающееся лицо.
— Товарищ Пэмосэд, передайте жене, что я ей не изменял! — трагически вякнул начальник экспедиции и, когда шлем замер, превратился в символ нуждающейся отечественной космонавтики. Странное сочетание пережившего стадию носки костюмчика с блестящим, полированным шаром придавало ему облик безработного инопланетянина.
— А разве у него есть жена? — отреагировал куратор на прощальные слова. — В анкете про жену ничего не значится!
— Жен там не одна, я полагаю. Смотрите, какой он худой и пользованный — чистый Казанова!